Затем она подобрала второй автомат и перелезла к нему, на пассажирское сиденье.
— А ты вела себя молодцом… я имею в виду, с этими подонками, кха… — какая-то дрянь внезапно попала ему в горло, мешая говорить.
— Ни к чему, Гризли, — она взъерошила ему волосы.
Броневик набрал скорость. Леонид миновал Садовую, едва взглянув по сторонам, и утопил педаль в пол. Ему показалось, что на площади ещё горели костры. Этой весной уличное освещение зажигать стало некому, и едва солнце угнездилось за крышами, как старинные мостовые спрятались в глубокую тень. На проспекте попадалось немало брошенных машин, некоторые до сих пор догорали, но никто не ехал навстречу. Несколько раз «хаммер» подпрыгнул на чём-то мягком, но Гризли предпочёл не думать о том, что там такое могло лежать посреди дороги.
Скорее всего, тряпки. Просто тряпки.
Он подумал, что с пассажирами в полной темноте не рискнёт ехать больше сотни в час. Сотня — это максимум, который можно выжать из этой крепости на колёсах. Отвратительно мало, почти ничего, и горючего сожрёт немеряно, но бронированные стенки того стоят! Дважды он видел мотоциклистов, но они пронеслись вдали, не удостоив его вниманием. Потом над городом, очень низко, пролетели военные вертолёты.
— Как считаешь, нам удастся вырваться? — Рокси положила ему ладонь на бедро, и этот интимный жест, такой семейный и так давно позабытый, почему-то невероятно его растрогал.
— Я же проехал туда и обратно.
— А военные, они следят за всеми, кто пытается сбежать? Ты думал, что мы будем делать, если дорога снова перекрыта?
Он пока не знал, что ей ответить. Рокси озвучила самые мрачные его предположения, но верить в них не хотелось.
— Лапа, ты не права, они не способны следить, — он назвал её так, как называл последний раз месяца три назад. — Они вообще не способны организоваться. Организации больше нет, это хаос…
— Если нас поймают, я убью детей, а потом убью себя, — из темноты наждачным голосом прошептала Нина.
— Слава богу, что хаос… — поёжилась Рокси.
— Ты не понимаешь… — Леонид замолчал. Она действительно не понимала, и не стоило её запугивать ещё больше. Лучше бы психопаты объединились, лучше бы они построили хоть что-то, напоминающее банды или средневековые шайки. Что угодно, способное обеспечить порядок, тогда из этого разбойничьего порядка рано или поздно возродилось бы государство.
Бесполезно. Всё вышло совсем не так, как показывали в тупых американских фильмах о гибели цивилизации. В тех фильмах разбойники непременно вступали в переговоры с положительным героем, они требовали бензин, патроны и женщин, они строили свой «порядок»…
Рокси достала сигарету и закурила, слегка приоткрыв форточку. Внезапно до Гризли дошло, что она таким незамысловатым образом, изображая расслабленность, пыталась его успокоить. Гризли до одури захотелось опуститься лицом ей на колени, чтобы его девочка бесконечно теребила ему волосы и жаловалась о каких-то своих нелепых глупостях…
Джип миновал кольцевую развязку и вылетел на шоссе. Город остался позади, любимый город, город юности и кошмаров. Бледный шар солнца улёгся в грязные поля, косые чёрные тени от покинутых фургонов рассекали трассу.
— Кажись, вырвались… — небрежно произнёс он и впервые отважился расслабить окаменевшую спину. А потом он отъехал к обочине, зажёг в салоне свет и оглядел своих запуганных постаревших пассажиров.
Своих детей. Свою женщину.
Он прекрасно понимал, что никуда они не вырвались, что даже если удастся достичь монастыря, впереди их ждут месяцы и годы кошмара, пока эпидемия не сойдёт на нет или пока все не передохнут.
— Сейчас можете выйти и быстро сходить в туалет, — предложил Леонид. — А потом нас ждёт дальняя дорога. Только далеко не убегайте…
Он вышел наружу, держа оружие наизготовку. Над городом плясало неровное зарево, горели центральные кварталы. С другой стороны, куда им предстоял путь, наползала сырая темнота.
— Рокси говорила, что те люди, к которым мы едем, они тоже сожгли крест, — забубнил своё Жорж.
— Они сожгут и нас… — пискляво подхватила Эмма.
Жорж подобрался сбоку и засопел Гризли в самое ухо: «И они говорят… они говорят…»
— Бог умер! — озвучила общие сомнения Нина.
— Что? — Гризли беспомощно переглянулся с женой.
— Они говорят, что бог умер, да? — хрипло спросила Нина. — Эти люди, к которым вы нас везёте, они тоже говорят, что Армагеддона не будет, потому что бог умер окончательно и некому выступить в битву против сил тьмы.
— Он умер, и теперь нам не нужны кресты, — поддакнула Эмма. — Нас сожгут на крестах.
— Это ты им внушила? — Гризли свирепо уставился на Рокси.
— Их родителей заживо сожгли в церкви, — одними губами произнесла она.
— Вот чёрт, я забыл… — он растерялся, и тут в глубине салона, зажатый сумками, запищал маленький Стас.
И физик тут же понял, что ему следует сказать своим детям.
— Вы правы, — вымученно улыбнулся он. — Те люди, в монастыре, куда мы едем, они тоже выкинули кресты. Они теперь не христиане, но это неважно. Когда всё это началось, они тоже растерялись и решили, что бог нас покинул. Но бог не может умереть, Жорж. Потому что, потому что бог внутри каждого из нас.
— Внутри нас?
— Бог внутри каждого, кто желает другим людям добра, понимаешь? Мы все желаем друг другу добра, и поэтому бог никогда от нас не уйдёт. Но хорошие люди немножко потерялись, слишком далеко разошлись. Иногда добрые люди позволяют себя обмануть. Они поверили, что важнее всего машины, красивые дома и частные пляжи. Они позволили себя обмануть, а бог молчал. Наверное, он устал тысячи лет повторять людям одно и то же, он просто охрип, и тогда решил спрятаться в каждом из нас. Только так он мог отдохнуть от непрерывного крика. Он устал слушать, как кричат на биржах, как кричат на войне, отнимая чужие поля и чужое золото. Он устал слушать, как родители кричат на детей, и как рыдают старые родители, на которых кричат дети. Теперь нам надо собраться вместе, и тогда бог тоже соберётся воедино, понимаешь? Тогда он снова станет сильным, сильнее зла…
Жорж задумался, закусив губу.
— А если их там уже нет? — тревожно произнесла Нина. — Если мы приедем, а всех в этом монастыре убили?
— Их никак не могли убить! — покачал головой Гризли. — Их никак не могли убить, потому что они ждут нас! Да, да, всех нас, и маленького Стаса. Они ждут нас, потому что бог внутри каждого из нас, и он будет собирать свои кусочки, пока не соберётся окончательно!
— И поэтому нам никак нельзя разлучаться! — подхватила конец проповеди Рокси. — Представляете, что произойдёт, если мы растеряемся по пути?
— Тогда бог не соберётся из кусочков! — ахнул Жорж и тут же спохватился: — Но если они там не верят в нашего Иисуса, кто же тогда у нас соберётся?
— А может быть, ему пока обойтись без имени? — Гризли подсадил Эмму на подножку и захлопнул дверь. — Мне почему-то кажется, что у нас будет время придумать ему имя.
— Ага, это чтобы демоны не смогли его убить? Это вроде как в сказке, да? Пока не знают твоё имя, не могут тебя поджарить?
— Зачем вы обманываете? — нахмурилась Нина. — Если каждый будет скрывать имя… и если каждый будет скрывать, что носит в себе кусочек бога, то, как же мы узнаем друг друга? Так мы никогда его не соберём?..
Гризли переглянулся с женой.
— Ты умница, малышка, — Рокси взъерошила Нине кудри. — Но мы не будем скрывать своей любви, вот в чём дело. Мы больше не будем стесняться выражать любовь, как стеснялись этого раньше. Мы будем любить не только друг друга, но и всех, кто придёт к нам. Мы будем слушать сердечки чужих детей, потому что чужих детей не бывает. Бог не умирал, он просто дал нам понять, как ему тяжела наша ненависть. Мы же вместе, так?
Это значит, что он уже возвращается, малышка.