Выбрать главу

Дана присела на корточки и полезла руками под кровать, достала оттуда красную коробочку. В ней лежал потрёпанный блокнот и деревянные обломки, Дана считала блокнот подарком папы на её день рождения. Двадцать третьего октября этого года она радостно спросила у него:

- А правда, что у меня сегодня день рождения? Я посчитала! Мне уже четыре новоземных года!

- Ты что, слепая, как твоя мать? Я занят. На, забери это, только не касайся меня, - Динар смахнул на пол тот самый, ненужный ему, блокнот и добавил свои любимые слова, - Хотя чего с тебя взять, с глупой Девятки.

Он высокомерно посмотрел на дочь, которую ни разу не назвал ни по имени, ни просто дочерью. После этого он ещё что-то пробормотал себе под нос, наверно, как всегда, про чёрную кровь, но Дана уже подняла блокнот и пошла к маме, пока отец был занят чтением книги «Всё о высших кровях. От Единиц до Шестёрок».

Тогда, на день рождения, мама подарила Дане деревянный домик с настоящими стеклянными окнами и открывающейся дверью, пытаясь утаить это от Динара. Теперь девочка сидит на голом полу своей комнатушки и со слезами на больших глазах вспоминает ярость Динара, и то, как он выбросил домик с криком, что Девятки не заслуживают каких-то подарков, потому что их кровь - чёрная, а значит, грязная. Потом он ругался на маму, но Дана не запоминала слов, только видела, как Адель виновато смотрит на ноги мужа, придерживаясь за живот. Чуть позже девочка подняла остатки домика и спрятала в коробочку, вместе с блокнотом.

Неловко вытерев ручками глаза, Дана достала домик. Два стёкла разбились, а остальные просто треснули. Одна стенка отломилась у основания крыши, а дверь и вовсе отскочила. Но девочка пыталась как-то исправить всё. Она понимала, что от отца помощи - только крики и напоминания о её группе. А маме вообще достанется хуже, если Динар узнает о том, что она починила этот домик или сделала новый.

Дана не боялась отца, она боялась за маму. И пыталась понять, почему всё так, а не иначе? Почему её не любит отец? Она размышляла вслух, спорила сама с собой, пока пыталась собирать поломанный подарок:

- Наверно, папа ругается только на нас с мамой, потому что у меня, как и у неё на ручках по четыре пальца. А если папе не нравится число четыре и чёрный цвет? Значит, папа поэтому и кричал на меня в день рождения. Мои полосочки не стираются с руки. Я пыталась. Ладно. А домик он разбил случайно. Точно случайно. А ругался за чёрный цвет и... - Дана почти запуталась в попытках оправдать тиранию отца. Она пыталась его любить, пыталась объяснить себе его жестокое поведение. Но всё тщетно. Она лишь вспоминала мамины слова: «Подожди немного, скоро тебе всё станет ясно и понятно».

- Когда же это «скоро»? Скоро, если ты слышишь меня, приходи, пожалуйста. - Дана отложила деревяшки и заплакала. Так тихо, чтобы по приходу родителей отец её не услышал.

***

Спустя некоторое время малышка взяла себя в свои бледно-голубые ручки и снова хотела приняться за домик, но услышала, как внизу кто-то хлопнул дверью. Тут же собрала все части своего бывшего подарка и со словами: «До завтра, домик, я тебя ещё починю, вот увидишь!» - вздохнула и немедля убрала его в красную коробочку. С тех пор, как Данины родители ушли, прошло часа четыре. «Неужели папа и мама уже вернулись? Быстро прошло время.» - подумала девочка, бесшумно задвигая коробку на своё место - под кроватку. «Думаю, они были в больнице, значит, маме уже должно быть лучше. Очень хочу, чтобы так и было.» - размышляла Дана, осторожно приоткрывая скрипящую дверь, будто боялась кого-то разбудить. Да. Разбудить монстра, который жил в её отце с тех пор, как она родилась. А может, и ещё раньше. За любую глупость - и за эту несчастную скрипучую дверь, и даже за такую мелочь, как чих, кашель и так далее - она получала лекции о том, что недостойна жить тут, что Динар благородно принял её, несмотря на Девятую группу, а «эта несносная чернокровка» смеет ему мешать. Слова ранили малышку, но она была благодарна хоть за то, что папа её не бил. Иногда ей выпадали удары журналом или газетой, но своими белыми руками отец не прикасался к девочке, он будто страшился, что та запачкает его своей чёрной кровью.