— П-прости. Мне правда жаль…
Она выглядела… простой. Не то, чего ждёшь в шесть лет, мечтая о маме. Невысокая, много ниже других известных Фруд взрослых, круглолицая, со светлыми почти до белизны волосами. В просторном коричневом платье, простом, безо всяких узоров.
«У неё тоже веснушки!» — отметила Фруд наконец, почему-то очень радуясь этому факту.
И волосы тоже закрученные у ушей! И она не знает, сколько всего Фруд уже умеет и знает, наверняка…
— Прости, я не могла тебя оставить. Твой отец… Я не знаю, что со мной бы было, — затравленно продолжала женщина.
Слова не оставляли в душе ничего, не несли никакого смысла, не поясняли, почему взрослая тётя так боится и извиняется — почему просто не заберёт её сейчас.
— Ты пришла за мной? — с надеждой прервала наконец Фруд поток непонятных заверений, веря, что услышит сейчас главное.
Женщина вместо ответа отвела глаза:
— Извини. Я правда…
«У неё будут другие малыши, — бессмысленно подумала Фруд, переведя взгляд с её лица на живот. — Вместо меня».
Она недостаточно хорошая девочка для дочки?
— Не стоит извинений, — вежливо ответила она. — И мне нельзя разговаривать с незнакомыми.
Больше она её не видела.
Сейчас Фруд уже не злилась, смирилась и даже немного попыталась понять — дочь-бастардка это явно не цветок жизни. И вряд ли сильно желанная. Было ощущение, что ей досталось какое-то клеймо, от самого рождения, хоть и не понятно, за что.
Почему-то Веелю было проще. Если он, конечно, поймёт, что не нужно болтать направо и налево о том, что он вообще-то сын советника и советницы королевы. Сейчас к этому уже должны были относиться куда легче, но все равно, не стоит. Тётушка Марта как-то предупреждала её об этом, хоть и не была в курсе, что Фруд знает, что она тоже дочь Мефиса Зеула. Просто до Вееля больше никто ничего не мог донести. Пропащий мальчишка.
Ей было шесть. Ему было восемь, и он сидел на чердаке, зализывая раны после очередной драки. У Вееля острый язык — а обиженные им бьют больно.
— Будет болеть, — наставительно сообщила Фруд, приближаясь к нему — тихо и медленно.
Но мальчишка вскочил на ноги резко, сжав руки в кулаки.
— Убирайся, а то всыплю, — только голос уже дрожал почему-то. Веель моргал беспомощно, возможно, не до конца уверенный, откуда голос идёт, слишком уж темно, свет лишь из окошка под крышей.
Фруд аккуратно коснулась тонкой мальчишеской руки.
— Давай помогу, — улыбнулась уверенно. Тётушка Марта говорила, что помогать слабым надо, а сейчас он — слабый.
А ещё у неё руки чесались проверить новые умения.
— Всыплю, — неуверенно уже повторил Веель, вновь усевшись на пол и поджав под себя ноги. — Ты же с девчонками дружишь, — узнал, кажется, по голосу, — я знаю, чего лезешь не в свои дела.
— А ты ни с кем не водишься, — огрызнулась девочка, не обидевшись даже — звучало это не как нападение, как защита, будто зверь раненный.
И тут мальчишка откровенно растерялся и впал почти что в ступор, что не помешало Фруд воспользоваться положением и утащить его вниз.
Или — спустя пару месяцев, наверное. Воспоминания из детства часто не имеют чёткой хронологии, ведь время ещё и не значит ничего.
— Смотри, как интересно, — Фруд пихнула книжку прямо ему под нос.
Веель, моргая часто, сосредоточил взгляд на страницах, но лицо осталось безучастным.
— И?
— Прочитай, — заявила девочка, уперев руки в бока.
— Я не умею, — всё так же безразлично отреагировал.
Тут настала очередь Фруд растеряться. Она уже успела приметить, на каком примерно расстоянии он сам ориентируется, где жестами, где интуитивно (позже поняла — нащупывает с помощью магии, неосознанно, оттого так и скачет «зрение»), а где надо бы помочь, но это как-то уже выходило за область её понимания.
— Я неспособный и безнадёжный, — для убедительности даже добавил Веель, явно кого-то цитируя.
— Так не бывает, — фыркнула она сердито. — Значит, я первая научу.
Научила. За год. И прекрасно поняла, почему неспособный и безнадёжный — когда тому становилось скучно, он сразу начинал делать вид, что ничего не может, отвлекаться, ныть, бурчать. Только Фруд, несмотря на малый возраст, оказалась просто упрямее и методично воспроизводила то, как учили её саму, не стесняясь напирать на то, что она вообще-то младше и умеет давно, а он нет.
Ему тринадцать, ей одиннадцать, и она начинает замечать у него чужие вещи или лишнюю порцию вкусностей, достававшихся не так уж редко.
Причём от окружающих он старательно всё это скрывает, знает лишь она.
Фруд поспешных выводов делать не стала — пока не поймала его как-то в прямом смысле за руку, спокойно заявив, что или он всё возвращает, или она говорит воспитательнице, и ей все равно, что, как и почему. Получив испуганную ложь и попытки отмазаться («да никто и не заметил, хочешь я с тобой поделюсь»), просто пожимала плечами и день брата чисто игнорировала. Он вернул. А через какое-то время, вновь заметив воровство, просто дала брату подзатыльник и, на сдержавшись, накричала — в росте они на тот момент сравнялись, и Фруд даже была сильнее. Язык силы для Вееля оказался даже эффективнее, но она к нему так явно больше не прибегала, искала другие пути.
Никто из них не отличался сильной правильностью, они все равно оставались беспризорниками, но из себя и брата Фруд хотела сделать настоящих людей.
Веель не слушал воспитателей, у него не было друзей, никаких иных родственников не объявлялось, но она свой авторитет многими нудными часами, безнадёжными временами разговорами, характером, силой, себе заработала, как брат ни обижался и ни отрицал. Фруд чувствовала.
А сейчас она дала слабину, и он ушёл. В никуда.
— Эй, ты чего? — раздался голос с соседней кровати.
Фруд поспешно утёрла слёзы и подняла голову. Белла сидела, свесив босые ноги, и смотрела встревоженно.
(Белла — сирота, и всем понятно, что в честь королевы никто из простого люда свою дочь бы не назвал. И это их в некоторой мере роднит. И из неё Фруд тоже, по привычке, как из Вееля, пыталась лепить что-то правильное, только подруге этого и не потребовалось, они вдвоём стали любимицами тётушки Марты.)
— Ничего, — неуверенно отмахнулась Фруд. — Ничего, правда.
— Что опять сделал этот идиот? — железным голосом вопросила подруга, даже не сомневаясь в причине слёз.
Она никогда не верила Веелю и считала, что Фруд зря с ним так много водится, не заслуживает он этого. Иногда ей очень хотелось согласиться, но природное упрямство мешало. Брат и брат, и всё тут. Друг. Семья. Как хотите называйте, но ей бы просто совесть не позволила бросить этого идиота, почему-то оказавшегося её старшим братом, в одиночестве.
Кроме того, им часто было весело — даже на запретных прогулках и при подготовках к шалостям, во время его попыток выучиться магии, совместных игр и разговоров ни о чём. Что-то было — в отданных ей порциях еды, в этих неуклюжих попытках поделиться выгодой от неправильного с ней, в совместном чтении, защите от других дурных мальчишек, неаккуратно, но старательно заплетённых им её косах, в общей кровной тайне на двоих.
— Не такой уж он и идиот, — буркнула Фруд. — Сбежал уже, — полушёпотом, чтоб больше никто не услышал и не проснулся. Остальные могли и наябедничать, что она никому не сказала. Здесь каждый за себя.
— Скатертью дорожка, — закатила глаза Белла, пересев к ней, обняла за плечи. — Солнце, он не стоит стольких тревог. Сам не хочет помощи.
— Да, — горько согласилась Фруд, пытаясь не думать о брате. — Может, поможем с завтраком? Или ты хочешь ещё поспать?
Белла согласилась легко. Пока они одевались, заплетали волосы, спускались на кухню — она упорно старалась отвлечь Фруд от грустных мыслей, сыпля шутками, интересными историями и больше ни словом не обмолвившись о Вееле. Это даже немного помогло, дало возможность мыслям переключиться на что-то более лёгкое, и она была очень благодарна подруге за эту поддержку, стала хихикать временами на самые меткие фразочки.