Егор сел на лавку перед подъездом и стал смотреть на окна своей квартиры. Вышла соседка с четвертого этажа с мусорным пакетом в руках. Спросила: это к вам полиция пришла? Квартиру, что ли, обнесли? В прошлом году тридцать первую обчистили, даже телик вытащили, как в девяностые. Не к нам, соврал Егор. К соседям. К Наташке, что ли? Не знаю.
А ведь кто-то из подъезда наверняка видел, как папу выводят в наручниках, и разглядел квартиру, куда заходили менты. Хорошо, что у них старый дом и нет никакого домового чата, все сидят по своим норам, но все равно скоро узнают, пойдут слухи.
Вышел полицейский и позвал Егора обратно. Ему показалось, что внутри стало еще больше народа. Мама сидела на кухне и курила сигарету из отцовской пачки, стряхивая пепел в чашку с цветком. Егор не знал, что она курит. Когда он вошел, она даже не обернулась и не посмотрела, когда его завели в его комнату. Разве она не должна пойти с ним? Как же инстинкт защиты потомства? Наконец она встала, но незнакомый мужчина сказал ей: да сидите вы, не ребенок уже, чего вы там будете болтаться.
Егорова ноутбука на столе уже не было, шкафы открыты, постельное белье лежало рядом с кроватью. Полицейский в голубых медицинских перчатках прошел мимо. С нижней полки торчали синие трусы, не факт, что чистые. Они трогали его вещи, двигали книги, копошились в нижнем белье, как клопы или крысы. Как теперь ко всему этому прикасаться? А телефон? В нем они тоже будут копаться? Читать переписку во «ВКонтакте»? Со Стасом? С Элей тоже? Господи, конечно, с Элей тоже, какая им разница, с кем переписка. Егор горел, голову распирало, а тело под одеждой чесалось, как будто его тоже всего ощупали, как на медосмотре или даже хуже.
За его письменным столом сидела женщина с хвостом, а на голом матрасе еще одна, в блузке, юбке и уличной обуви. Наверное, психолог, подумал Егор. Чтобы, значит, мне никто не нанес психологическую травму.
Садись, сказала женщина с хвостом. Куда садиться-то, подумал Егор, она заняла его крутящийся стул за столом и что-то писала. Он сел на кровать рядом с психологом и опустил голову, разглядывая свои носки. Вот тут подпиши, сказала женщина, рядом с сегодняшней датой. Егор подписал: для этого пришлось сильно тянуться с кровати до стола. Вошел полицейский, что-то спросил у женщины, она сказала: ну ты не видишь, я занята, у меня допрос свидетеля. Он извинился и ушел.
– За что арестовали отца? – спросил Егор. – Что он натворил?
– Слушай. – Она отложила ручку. – Я представляю, как ты психуешь. И вещи еще все вытащили. Ты извини, это наша работа. Мне самой это все неприятно.
– Может, вы его с кем-то спутали.
– Может, все может. Я тебя поэтому и позвала, чтобы разобраться.
Сначала вопросы были как в медкабинете: сколько полных лет, где прописан, кем приходится Каргаеву Михаилу Викторовичу. Сыном, хорошо. Братья, сестры есть? Сестра, Елена Каргаева, ясно. Очень много каких-то бумаг, и неоправданно огромные паузы между репликами.
А потом вопросы стали другими. Например, странный: а у вас есть дача? Где? Можешь вспомнить адрес? Егор не мог вспомнить адрес, только название деревни, а кто там смотрит адреса в деревнях. Наверняка какая-нибудь улица Советская. Дом двадцать шесть: так написано на почтовом ящике желтой краской, и еще висит белая цифра на синем фоне.
Вы часто туда ездите? Не очень. Только летом на пару дней, шашлыки пожарить. Там жить невозможно: туалет на улице, ванны нет, комары, жара. Там еще кто-то живет? Нет, дом был бабушкин, но бабушка умерла, и теперь он наш. Хотели его продать, но кому он нужен – далеко от города, старый. А твой отец часто туда ездит один? Бывает. Летом живет там, говорит: моя фазенда. Маме все обещает, что дом в порядок приведет, но вечно как ни приедешь, там обои содраны, краска, а дело не двигается. Ну, ремонт дело такое. А при чем тут дача? Там что-то произошло, ограбили кого-то? Или убили?
Давай не будем сейчас об этом, сказала следовательница. Да как не будем-то, хотелось закричать Егору, а о чем будем. О чем мы тут вообще говорим? Но он не закричал, потому что страх все еще сидел в нем, в том числе перед этой женщиной, похожей на школьную медсестру, потому что у нее была власть, какой не было у него. Власть смотреть на его трусы в шкафу. Власть читать его переписку. Власть спрашивать про дачу.