А они взяли и вернулись. Тихо, почти бесшумно — это его и обмануло. Или он слишком погрузился в чтение, не видел и не слышал ничего вокруг?
— Книга.
Хана удивила его. Значит, она тоже помнит? Нет, невозможно. Наверное, она просто видела такие на Базе — может, подглядывала за взрослыми или подслушивала их разговоры. Она ведь такая. Шпионка. Но тут Хана удивила его еще больше. Она повертела книгу в руках с непривычным для нее уважением, потом открыла. Вверх ногами. Перевернула — но, кажется, смотрела на картинки, а не на слова. Или… а вдруг она умеет читать?
Хана не стала рвать страницы. Не стала кусать книгу. Она удивила Тома в третий раз, когда снова подняла на него глаза. В них больше не было злобы. Во взгляде ее блестела жадность, но какая-то чистая, словно она голодна, и этот голод можно утолить.
— Читай, — просто произнесла она. И протянула ему его сокровище.
Хана смотрела прямо на него. Стояла, расставив ноги и скрестив руки на груди. Она будто снова стала сама собой: приказывает и знает, что приказ будет выполнен беспрекословно. Том облегченно выдохнул, поняв, что книга спасена. Перечить Хане? У него даже мысли такой не было.
В голове у Тома роились вопросы. Почему Хана не разорвала в клочья его сокровище? Хотя бы просто чтобы сделать ему больно? И откуда она знает, что он умеет читать? Откуда она вообще знает, что такое «читать»? Если она Вылупок, то не должна знать ничего подобного, просто не может. А она точно Вылупок: единственными Остатками в их Сгустке были он, Глор и Гранах, это же всем известно.
Но времени на ответы не было, как и ответов. Все уже сели на землю, и образовался круг. Тому не оставалось ничего другого, как тоже сесть. И начать читать.
Когда ему наконец позволили закончить чтение, бледная серость утра уже превратилась в лиловую серость вечера, с легкой прозеленью. Дождь перестал, но Астер все еще скрывался за тучами. Том совсем обессилел, он позабыл, как это выматывает — читать, читать и читать. От долгого сидения на земле, со скрещенными ногами и книгой на коленях, ныла спина. Болели глаза.
— Еще!.. — захныкал было Ноль-Семь.
Но Хана его осадила:
— Ты что, не видишь? Он устал! Идите искать еду. Для него тоже.
Том смотрел на нее изумленно. Дети удалялись. До сих пор все делились добычей только с ней, это само собой разумелось. А почему сейчас?.. Странно. Но Хана, словно угадав его мысли, покачала головой и улыбнулась.
— Да ладно тебе, пусть они думают о еде, а ты думай о том, чтобы читать, — и отвернулась. Но Том успел заметить, как на ее лице мелькнуло какое-то новое выражение. Смущение, что ли? Один сюрприз за другим. Но он все еще не доверял ей.
— Это было здорово, — продолжала Хана. — Этот рассказ о камешках… — она рассмеялась, открыв мелкие, ровные и белые, как у дикого зверька, зубы. Но тут же посерьезнела: — Как ты думаешь, им полезно такое читать? — кивком головы она указала в сторону ушедших детей.
— Им — не знаю. Мне — да, — пожал плечами Том. И тут же прикусил губу, будто испугавшись, что сказал лишнее. Он захлопнул книгу и рассеянно погладил обложку, как гладят любимых питомцев.
— Где ты ее нашел? — спросила Хана. — И как тебе удалось так долго скрывать это от нас?
— В лесу, — снова пожал плечами Том. — Я нашел там «чемодан». Ой, прости, ты ведь не знаешь, что такое чемодан, да?
Прикусив губу, она опустила глаза. Тому даже стало ее жаль.
— Это что-то вроде большого ящика с ручкой, чтобы перевозить вещи. Когда путешествуешь, — Хана опять отвела глаза. — Ну, когда куда-нибудь едешь, — упростил объяснение Том. — Там были разные вещи, одежда и вот это. Остальное меня не особо интересовало, но книга… Я сперва оставил ее в чемодане… ну, в том ящике. А потом начались дожди, я испугался, что она намокнет, вот и принес сюда, в Скорлупу. И спрятал под матрасом.
Хана протянула руку и тоже провела пальцами по шероховатой обложке.
— Я должна рассердиться. Я должна была рассердиться, — поправилась она. — Вырвать ее у тебя, выбросить или уничтожить. Потому что нельзя, чтобы вещь принадлежала кому-то одному. И еще потому, что мне так хотелось, — Хана бросила на Тома странный, словно извиняющийся взгляд. — Но потом я вдруг подумала: а что это за вещь? И это меня остановило. Я как будто раньше знала, что это такое, — Хана умолкла, разглядывая свои руки, потом снова подняла глаза на Тома. — Там, внутри — слова, истории. Ты должен читать их нам, и тогда, может быть, мы вспомним.
Том не знал, что ответить. Не знал, можно ли доверять Хане. Но, с другой стороны, она ведь не отобрала у него книгу И ему уже так осточертело держать все внутри себя. Самое страшное, что ему могло грозить, это взбучка, какую Хана всегда задавала любому, кто пытался ей возражать.
— Я уже кое-что помню, — отчетливо выговаривая слова, сказал он.
Хана распахнула глаза.
— Правда?
Том медленно кивнул.
— И что… что ты помнишь?
— Слова. Лица. Разных… людей, — он умолк.
Хана растерянно отвернулась. Потом вздохнула и снова уставилась на него.
— Значит, так, — сказала она, вновь беря ситуацию под контроль. — Уговор: ты будешь читать нам свои истории, но главная здесь все равно я.
Том еще раз кивнул. Его это вполне устраивало. Ему совершенно не хотелось отдавать приказы, драться и громче всех орать.
Лишь бы не отняли книгу.
— А какой он был на самом деле?
Глор никак не мог уснуть и приставал к Тому с расспросами. Каждый ответ, шепотом в темноте, порождал новый вопрос.
— Кто — он? — сонно пробормотал Том.
— Домик. Тот, который они съели… ну, брат с сестрой. Из чего он был сделан? Ты уже говорил, но я не помню. Какие-то странные слова.
— А, пряничный домик. Он был из сахара, леденцов, шоколада с марципаном…
— Такое все странное. Наверное, вкусное, а?
— Очень, — солгал Том. Откуда ему знать?
— А какое вкусное? Кислое, как те вчерашние белые корешки? Или как внутри у тех желтеньких цветков, которые лопаются на языке?
С историями сложность была в том, что многие слова оставались загадкой. Некоторых даже Том не понимал до конца. Но иной раз слова вдруг всплывали на поверхность, ясные и отчетливые, со своим вкусом, цветом и запахом. Например, сахар. Слово «сахар» было белым — ну, может, слегка розоватым — и долго еще оставалось на языке. Сладкое слово.
Другим было труднее. Слова для них так и оставались пустыми — почти всегда. Иногда Том думал, что детям больше нравится слушать звук его голоса и сидеть в кругу, чем сами истории, — ведь они не понимали и половины. Конечно, были картинки, это помогало. Но они были не на каждой странице и не для каждого слова. Поэтому Том начал сам изображать некоторые сцены. Всем телом, жестами, выражением лица, чтобы слушателям было понятнее.
Дуду, единственный из всех, каждый раз замечал, если в порыве вдохновения Том забывал какую-нибудь мелочь. И громко возмущался:
— В прошлый раз он убивал дракона, а не она. Почему же теперь — она?
— Это то же самое, Дуду, — не допускающим возражения тоном отвечала Хана.
— Но в прошлый раз было не так, — не сдавался Дуду. — Истории не должны ошибаться.
Все остальные его поддерживали, и Тому приходилось старательно повторять одни и те же слова, одни и те же жесты. Истории не должны ошибаться.
— Что-то я давненько не видел Тринадцатого Сгустка, — заметил Джонас однажды днем. — Они не появляются даже на зов Громкоговорителя. Странно… Я думал, еда для них — наивысшая ценность.
— Наверное, померли все, — отозвался Рубен, нажимая на кнопки своего GameSync. Он выменял его на черном рынке на коробку старых негодных украденных на складе микрочипов и с тех пор не расставался с ним ни на минуту.