— Какая ты молодец. Цыпочка! Шак! Неси простынку и плед тоже. Сейчас мы тебя переоденем, завернем…
— Где мой ребеночек? — Цыпа начала вырываться.
— Здесь, не волнуйся, — успокоил подбежавший Шак. Вместе с Саней они стащили с нее мокрую холодную одежду, завернули в сухое. Шак выкатил из травы новорожденный болтун.
— Где? Покажи мне его, — потребовала курица.
— Смотри, — без тени брезгливости Апостол взял в руки мертворожденное яйцо, которое чуть не убило мать, и поднес к ее лицу.
— Дай мне, я его согрею. Шак, должна же я родить хоть одного живого ребенка!
— Сейчас, моя девочка. Я его только заверну.
И в самом деле, запеленал болтун в чистую тряпку и подал матери.
Полуживой собака, между прочим, успел натянуть над второй повозкой чистый полог. Цыпу перенесли туда и оставили. Пусть поспит. Сами они и под дождичком… хотя, есть же дубок. Вонь странным образом успела выветриться. Шак говорил, что она обычно несколько дней висит в воздухе. Но, наверное, тут места были особенные.
Золотоволосый господин буйного зеленого царства спал тут же, обняв дерево. Рядом валялась пустая бутыль. Фасолька с сожалением перевернула ее и потрясла, убедиться, что — все.
— Что, росиночка, и тебе напиться захотелось? — хохотнул Шак. Он нервно развеселился, хотя Саня видел, едва держится на ногах. Пока, значит, господин кот по границам путешествовали, Шак над Цыпой сидел. А еще раньше уводил повозки от медведей, а еще раньше — от Пелинора.
У собаки наискось по шее тянулась багровая ссадина — след захвата. Эда шатало. Его усадили, привалив спиной к стволу, Шак еще потоптался, повозился и вдруг рухнул рядом с собакой. Саню кинулся к нему.
— Стой, котик, не трогай его. Он просто спит, — остановила Фасолька
— Да ну. Упал…
— Котенька, миленький, он же чуть сам над Цыпой не умер. И Эд. А я тебя звала.
— Я не слышал.
— Я не голосом звала. Сидела и думала о тебе. Ты же нашел нас, значит, услышал. И о Цыпе думала.
— Что случилось в крепости? Почему вас Пелинор выгнал? Или вы сами уехали?
— Какой там сами! Нас среди ночи похватали. Сначала Шака вывели, потом Эда. Я уже в телеге лежала. Связали всех.
— А дальше?
— Дальше, довезли до опушки княжеского леса и оставили. Зато на каждом перекрестке нас ждал медведь, чтобы дорогу не перепутали. А потом мы чуть на плешь не заехали. В обход две дороги, и на каждой по кибиту. Я голову юбкой замотала, чтобы не видеть. Кричала, наверное. Ничего не помню. Эд позвал волков. Только их очень мало в медвежьем краю водится. Пришли трое, стали отвлекать медведя. Да что бы они одни сделали! И вот… Цыпа. Она почирикала, и прилетел… я не знала, что такие птицы бывают.
— Селяне клянутся, что — дракон.
— Орел. Гигантский.
— Такой большой, что медведя уволок? — хохотнул Саня.
— Вот ты смеешься, а я думаю, если бы он захотел — унес бы. Но он только за уши кибита рванул, волки довершили. Мы проехали. Ой, а потом я все цветочки из головы повыдирала. За нами же еще медведи гнались. Правда, обыкновенные.
— В деревню голубь прилетел от Пелинора. Князь велел задержать вас, до особого распоряжения.
— Санечка, может я и ошибаюсь, только мне кажется, что он не хотел нам зла… не знаю.
— Ага, а медведи сами по своей воле вас гоняли?
— Ты как человек рассуждаешь. Младшие братья же только самые простые приказы понимают. Велел им Пелинор нас ловить, вот они и ловили.
— Так чего же он хотел?
— Тебя на Границе оставить. Ну, может, еще Эда. Только Эдвард…
— Знаю, отказался. Кто он?
— Кто, кто?
— Эд.
— Младший сын какого-то князя. Вся его семья погибла. Больше я ничего не знаю.
Фасолька не лгала. Она действительно не знала.
Сопел Эд. Совсем как лошадь, всхрапывал во сне Шак. Свистел носом, спавший в мокрой траве, будто на перине Зеленый.
— А этот, кто? — указал Саня взглядом.
— Тшш! — громко прошипела Фасолька. — Он и во сне слышит.
На восточной оконечности поляны, наполовину загороженный лапами голубой ели, возвышался величественный и одновременно нелепый термитник. Сооружение напоминало, изящно вытянутую вверх, испещренную ходами, похожую на древний полуразрушенный храм, кучу дерьма.
Обитателей в термитнике жило всего — ничего. Каждый — длинной в пол локтя взрослого человека, не считая усов. К гостям, расположившимся на поляне, они относились неприязненно, но нападать — дураков нет. Эх, рано гостюшки сюда пожаловали. Семья термитов только-только начала строить свой замок. Лет бы эдак через… нет, пожалуй, через десять лет чужие начнут объезжать эту полянку седьмой дорогой.