— Пришлые. Отрекомендовались торговцами. А я думаю: подозрительно. Вот хочу их общественному коменданту представить. Вдруг да не те, за кого себя выдают.
Золото, должно быть, за пазухой нагрелось. С чего иначе, Карик пританцовывать взялся. Но высокое начальство истолковало его поведение по своему:
— Не ерзайся. Коли воров поймал, получишь награду. Веди купцов к коменданту. Абаган нынче при деньгах.
В тоне военного сквозила неприязнь к означенному деятелю. Посмотрим, как карта ляжет, — решил Игорь. Авось еще сыграем на этой неприязни свою игру.
Пока беседовали, из-за угла вывернулся замковый караул: все в доспехах и вооружены, будь здоров; не чета пьяной гопоте. А трактирщик что ж? Поклонился и бочком, бочком на полусогнутых двинулся вперед. Воины окружили подозрительных гостей и потеснили, что бы, значит, не отстал кто, да не заблудился. На всякий случай, и до коменданта проводили. Только когда потный Карик и торговцы вошли в трапезную, вояки отправились по своим делам. Карик подпер один косяк, Игорь и Сунн другой, разделенные невидимой границей алчности и страха.
Забыл, что есть из себя простая человеческая подлость? — саркастически подумал Игорь. Не та, которая от внутренней природы, а которая от поганых обстоятельств. И рад бы трактирщик не попадать в такой наворот, а пришлось. Мается, поди. А с другой стороны: денежки за пазухой греются. Вывернется, уйдет живой и невредимый, посожалеет на досуге о невинно преданных чужаках и тут же забудет, хуже, заставит себя не вспоминать, чтобы и дальше легко жилось.
Толстый неопрятный мужик доел хлеб, выпил воду и брякнул кружку о стол. Руки у него крупно тряслись. Мелко вздрагивали отечные мешки под глазами и дряблые щеки в синих и красных прожилках.
Внутри у Игоря как-то все вдруг всколыхнулось, отстоявшиеся слои начали волноваться и смешиваться, накладывая одни воспоминания на другие. Только утром все было ясно и понятно: они едут по поручения первого лица герцогства…
Миссия сильно поднимала Игоря в собственных глазах. Смешно, но поднимала, уравнивая с теми, кто возле него жил нормальной адекватной жизнью. Пусть даже адекватность эта состояла в ежедневном стоянии в переходах и при дверях или уборке битой герцогом посуды. Адекватность! Когда вместо сосущей пустоты внутри — повинность, или рвение, или покорность, или неприятие. Хоть что-то, а не одно застоялое ожидание чуда.
Ждать, похоже, некого и нечего! — так вот сразу отметилось, сформировалось и потянуло в уверенность. Никто его никуда не отправит. Почему? Да по тому, что он игрушка. Что для высокого герцога, что для похмельного борова, коменданта.
Игорь поймал себя на том, что в единое мгновение дистанциировался от всех и от вся. Только Шак почему-то остался на прежнем своем месте. Хозяина? Друга? Дикого коня, не ведающего правил человеческого общения? Игорь отринул всех, кроме него, да, пожалуй, еще Суна.
— Я давно за тобой смотрю, Карик, — прорезался комендант. — Все подглядываешь, подслушиваешь… попался!
— Я, Ваша милость, с чистым сердцем. Вот подозрительных привел. Голубями интересуются.
— Голубями, говоришь… а ты тут при чем?
— Так они у меня про голубей спрашивали, а я, дай, думаю, отведу торговцев к господину коменданту, ему виднее.
Похмельный мужик пожевал губами, будто хотел и их съесть, обсосал нижнюю и вприщур уставился на виновников:
— Кто такие?
Сунн приветливо улыбнулся его неряшливой милости, сложил ладони под подбородком, поклонился и, сощурив, без того узкие глаза пропел:
— Мы честные торговцы, ездим, ловим или покупаем птиц, продаем. Ваша милость не должен опасаться. У нас есть все документы.
— Покажи, — к ним потянулась грязная широкая как лопата ручища. Сунн вытащил из маленького тубуса свиток. Комендант развернул скрученную бумагу, прочел, — грамотный! — и издевательски хрюкнул:
— Торговцы? Да вы такие же птицеловы, как Копыто звездочет. Подсылы! Шпионы! Вот велю вас пытать, так ли запоете?
— За что пытать, Ваша милость? — взмолился Сунн.
— За вредительство. Кто сено в запрошлом годе пожог? Вы! Кто на стене ратуши похабное слово написал? А? Что молчите? Тот-то! Вы! Кто молочницу убил? Горбашка! Горбан!!!
В грязный покой вбежал действительно горбатый неопределенного возраста мужик с длинными, до полу, руками.
— Горбашка, отведи вредителей в подвал. Пусть с ними Макуша потолкует. Думаю, они девушку молочницу сегодня ночью снасильничали и убили. Вещички их вели обыскать… нет, лучше, пусть сюда принесут. Я сам обыщу. О! И Карика обыщи. Что-то он у притолоки жмется. Заначил уже денежки? Вижу — заначил!