— Где глаза у тебя, дурак несчастный?! — злобно крикнул Ангата.
— Извини, — сказал Перкар, даже не дав себе труда вникнуть в слова родича.
— Извинение не помогло, если бы ты пропорол мне ногу до кости. — Тряхнув головой, Ангата отбросил назад упавшие на лицо густые каштановые волосы, но глаза все еще смотрели не по-доброму.
Перкар пожал плечами:
— Извиниться — это все, что я могу сделать.
— Но это, к сожалению, не поможет нам достроить забор. — Ангата безнадежно махнул рукой в сторону, где готовая ограда змейкой вилась, уходя в лес, однако еще оставалось неогороженным не меньше пол-лиги пастбища.
— Знаю, — мрачно буркнул Перкар.
Ангата молча посмотрел на него, потом, пожав плечами, опустился в свежую мягкую траву и сел, скрестив ноги.
— Можем в таком случае и передохнуть, — сказал он со вздохом. — Ты все утро какой-то странный, а у меня, надо сказать, нет желания прыгать на одной ноге до дамакуты твоего отца. Отец хотел, чтобы мы кончили ограду к новолунию.
— Но он не сказал, к какому именно новолунию, так ведь? — Перкар покачал головой и вдруг широко улыбнулся: — Уговорил. Посижу немного.
— Посиди. Пока не вспомнишь, что тебе надо делать твою ограду.
— Не мою, а отцовскую, — поправил родича Перкар, но в голосе его слышалось явное раздражение.
— Ах да, конечно же не твою.
Перкар пожевал нижнюю губу.
— Мне вчера минуло семнадцать. Понимаешь, Ангата, семнадцать. А я все работаю на отца… Да, да, безусловно. Отец великий человек. И Пираку у него много. Ну а у меня-то что есть?
— Его красивая наружность, — усмехнулся Ангата.
Перкар внимательно поглядел на него:
— Мне следовало думать, прежде чем говорить с тобой об этом.
Он отвернулся и стал смотреть куда-то в сторону леса. Наступило неловкое молчание. Нахмурив брови, Перкар весь ушел в свои переживания, а на лице Ангаты застыла напряженная ухмылка.
Ангата первым нарушил молчание.
— Ты же знаешь, что я тебе отвечу, — сказал он тихо. — Найди себе женщину. Невесту с богатым приданым, тестя с большим количеством земли.
— Тебе только осталось сказать: «женись на дочери Бакьюма», — огрызнулся Перкар.
— А что в этом худого? Ты просто дурак, Перкар. Женись на дочери Бакьюма. Бакьюм ведь давал тебе за дочерью два пастбища, двадцать коров и хорошего племенного быка, хотя всего этого можно было не предлагать, когда выдаешь замуж такую девушку, как Кихьюзю. Красивее невесты не сыскать.
— Мне она не нравится.
— Я слыхал, как твой отец говорил, что даст в придачу еще десять коров, если ты на ней женишься.
— Так и сказал? Значит, у меня теперь есть приданое, — ухмыльнулся Перкар.
Ангата дотронулся до его руки, но Перкар резко дернулся и отпрянул назад.
— Ты должен забыть ее, Перкар. — Голос Ангаты стал еще тише, и Перкар понимал, что сейчас речь идет уже не о дочери Бакьюма.
— Тебе легко говорить. Ты ее никогда не знал.
— Нет, конечно. — Ангата уже начинал горячиться. — Я никогда не спал с богиней. Но я спал достаточно много с женщинами, и уверяю тебя, они почти все одинаковые. Мне трудно себе представить, что богиня так уж сильно от них отличается.
Губы Перкара вытянулись и голос слегка дрожал, когда он едва слышно произнес:
— Я… Я не могу судить.
У Ангаты ответ готов был сорваться с языка, но, услышав растерянные слова Перкара, он оторопело разинул рот.
— Ты что, ни разу… ни разу не пробовал? Погоди… А последний сенокос? Дочка Кьюно.
— Я не мог. Я просто… не мог, Ангата. Я пытался.
Ангата потер лоб и произнес какое-то заклинание.
Его пронзительный взгляд рассеянно блуждал, не зная, на чем остановиться.
— Это не иначе как колдовство, — проговорил он, как бы извиняясь. — Не может быть, чтобы не было способа…
— Это не колдовство, — сказал Перкар. — Она говорит то же самое, что и ты. Найди земную женщину. Заведи детей. Выращивай скот. Будь мужчиной. Но я не могу, Ангата. И не знаю, смогу ли когда-либо.
Ангата снова пожал плечами, но, судя по тому, как сдвинулись его брови, ясно было, что к нему возвращается его привычная уверенность и он ищет решение. Ангата любил головоломки, Перкар это хорошо помнил. «Постель только десятая часть брака», — любил он повторять чье-то высказывание.
— Ты научишься со временем, Перкар. Научишься любить земную женщину.
Перкар отрицательно помотал головой, но Ангата настойчиво кивнул еще раз, подтверждая свою уверенность и показывая тем самым, что можно перейти к обсуждению других насущных дел.
— Все отлично, — объявил он. — Телегу можно сколотить не обязательно одним-единственным инструментом. — И для того, чтобы исправить свой не очень удачный афоризм, добавил: — Я хочу сказать, что к Пираку ведет множество путей.
— Так-то лучше, — согласился Перкар.
— Я знаю несколько парней нашего возраста, у которых вообще нет никакой земли, и знаю таких, у которых земля есть, но мало, а им хотелось бы больше…
— Например, как тебе самому, — перебил его Перкар.
— Да. Камышовая Долина — место неплохое, но у меня не хватает скота, чтобы ее заполнить. И по моему убеждению, надо не сидеть сложа руки, а предпринять что-нибудь вроде того, о чем поется в эпических песнях.
— Ты хочешь сказать, что нужно собрать боевой отряд и отправиться добывать землю?
— Вот именно. Безземельные могли бы поделить захваченную землю, а те, у кого нет скота, забрать коров.
— Но для этого угодья должны быть очень большими а иначе не стоит и стараться, — заметил Перкар. — Хотя, конечно, некоторым из нас суждено будет погибнуть.
— Может быть. Но я слышал о походах, когда не было ни одной жертвы.
Лицо Перкара вдруг стало серьезным.
— Ангата, кто эти люди? На кого ты собираешься идти войной? — спросил он. — На Локухьюну, с чьим сыном мы охотились, когда были детьми, и который встанет рядом с отцом, как только ты нападешь на него? Или Трувана, с чьей дочерью ты хороводился и который подарил моему отцу быка в знак дружбы? Или же Кону с горных пастбищ, жена которого каждый год к началу Большого Собрания жертвует Китана, а их зять Хатихан играет так красиво на арфе, что собирает возле себя всех детей? Вместо того чтобы носиться вокруг пиршественного зала, всем надоедать и сбивать с ног слуг, несущих блюда с угощением, дети тихо слушают музыку? Или, быть может, мы отберем земли у Капаки, владения Верховного Вождя?
— Нет, нет! — Ангата отчаянно замахал руками. — Ты упомянул тех, кто живет рядом с нами, близких нашему сердцу людей. Но ведь есть еще и те, кто живет далеко на границе лесной страны, около больших травяных морей, с которыми у нас нет родственных отношений. Они отказываются от всех наших приглашений приехать на Большое Собрание, на сенокос, на все праздники. И мы им ничем не обязаны.
Перкар хмыкнул.
— Они отказываются от наших приглашений потому, что не решаются ни на минуту оставить без присмотра свои дамакуты. У них буквально на закорках менги, брат мой. Отец один раз дрался против менгов, и мы чуть не потеряли все, что у нас есть. Это был какой-то собранный боевой отряд. Те, кто живет на окраинах, больше приспособлены к войне, чем мы здесь. Они подрубят нас под корень, как пшеницу. А если даже этого не случится и мы каким-то образом одержим победу, у нас за спиной тут же окажутся менги. Тебе-то, наверное, это не грозит, ты заберешь скот и вернешься в целости в Камышовую Долину. А вот у меня нет ни малейшего желания жить вблизи равнин.
— Значит, и Пираку у тебя нет желания получить? — насмешливо сказал Ангата. — Если ты не женишься и не одержишь победу, считай, что ты никогда ничего не получишь.
Перкар поджал губы.
— Мой дед женился на дочери человека, не имевшего ни клочка земли, и, кроме того, дед никогда ни с кем не сражался. Однако купил достаточно земли, что бы устроить там пастбища для тысячи голов рогатого скота.