— Это невозможно.
— Почему?
— Жрецы бы делали это, если бы могли.
— Но ведь они умеют это делать, Ган. Они останавливают это в себе.
— При помощи кастрации, прежде чем начинаются изменения. Для тебя этот способ не подходит. Ведь ты не мужчина, но и в этом случае время было бы упущено.
Хизи, приободрившись, заговорила увереннее:
— Если есть один способ, значит, может существовать и другой.
Ган задумчиво почесал голову.
— Не знаю. Может быть, и существует. Я не уверен.
— Это не имеет значения, — с горечью сказала Хизи. — Раз уж мне не получить этих книг.
Ган впервые за все время взглянул ей прямо в глаза.
— Нет, — признал он. — Но я могу получить их, если пойду туда. Они позволят мне поработать с ними: я скажу, что составляю указатель.
— Это опасно, — напомнила Хизи.
— Да, как и этот наш разговор. Он очень опасен!
Ган указательным пальцем надавил ей на кончик носа, и Хизи неловко скосила глаза.
— Потерпи день-другой. Держись подальше от крыши и веди себя благоразумно. Поработай пока в библиотеке: говори всем, кто спросит, что я просил тебя об этом. Я разузнаю, что смогу, и что-нибудь придумаю. Но ты должна доверять мне. Только мне, никому другому. Они однажды уже испытывали тебя?
Хизи кивнула, тронутая неожиданным сочувствием Гана.
— Значит, они уже наблюдают за тобой. Кто-нибудь, держась в стороне, следит потихоньку. Он тебя видит, Хизи, а ты его не видишь.
— Кто же он?
— Жрецы приставляют наблюдателей к таким детям, как ты, — к детям, которые их настораживают. Чаще всего это джик.
— Джик? — дрогнувшим от ужаса голосом переспросила Хизи.
— Я знаю, ты читала о тех Благословенных, которых удалось обнаружить слишком поздно. Дети аристократов вдруг становились одержимыми и производили большие разрушения. Жрецы не могут допустить, чтобы такие случаи повторялись. Когда ребенок внушает им опасения, они вызывают джика; Джики не только следят за чужеземными послами или расправляются с обнаглевшими купцами, но и наблюдают за детьми, чтобы при необходимости вовремя остановить их.
— Ты говоришь так, как будто оправдываешь жрецов, — пробормотала Хизи с внезапным недоверием.
— Я всего лишь объясняю тебе, какова опасность и откуда она проистекает, — спокойно ответил Ган. — Я ведь не хочу, чтобы крыша библиотеки вдруг обрушилась мне на голову, а за ней весь дворец. Но мне также не хочется, чтобы тебя свели вниз по Лестнице Тьмы. Наберись терпения, Хизи, и позволь мне сделать все, что я могу. И будь осторожна! Твой Тзэм не защитит тебя от джика.
Возвратившись в большой зал, Хизи заметила Йэна. На столе перед ним лежало примерно с полдюжины открытых книг. Йэн поднял голову и улыбнулся ей.
Хизи кивнула в ответ, но подходить не стала. Жизнь и так казалась ей достаточно запутанной, чтобы еще водить дружбу с купеческим сыном. Вернувшись домой, Хизи молча взглянула на Квэй, хлопотавшую по хозяйству, и отправилась в свою комнату, где можно было прислушиваться к уютным домашним звукам, не опасаясь, что тебя заставят говорить.
Пока Хизи лежала, думая и вспоминая, в комнате появился призрак — прозрачно-голубой, с радужным отливом. Хизи встревоженно наблюдала, как он передвигается по комнате, словно исполняет некий величественный танец. Призрак не приближался к ней, пытаясь коснуться, как это было в прошлый раз. Наконец он, завиваясь, как дым, сделался совсем прозрачным и исчез.
Хизи, оставшись в одиночестве, подумала над тем, не сможет ли она сделать какие-то утешительные выводы. Теперь она могла сказать, что понимает многие события, случившиеся в последние несколько месяцев. Сила в ней начала просыпаться, когда пришли первые крови. Страшный призрак, живущий в Реке, почуял Хизи, спрятался в источнике, когда ее отец вызвал его младших сородичей, и затем вылез наружу. Хотел ли он сожрать Хизи, или попросту тянулся к ней, как мошка к огню, было несущественно. Хизи предполагала первое, вспоминая, как призрак в ее комнате приобрел очертания и кровь при простом соприкосновении с кровью. Кем некогда был этот обитающий в Реке демон? Может быть, кем-то вроде Хизи. Девочкой, обладающей непонятной, нежеланной для нее силой. Интересно, как долго она жила там, внизу, куда свели ее по Лестнице Тьмы? Потом она умерла, и Река — сонная, безучастная — вобрала ее в себя.
Хизи почесала чешуйку — собственный знак изгнания. Она сидела так до самого вечера, как вдруг услышала скрип ворот и голоса.
Настороженно приподнялась. Жрецы! Она обречена. Хизи лихорадочно соображала, не успеет ли она по деревянной решетке вскарабкаться на крышу и добраться до Большого Дворца, чтобы отнять у жрецов право восторжествовать над ней. Но было поздно: Хизи услышала шаги во дворе, приглушенные мягкими кожаными подошвами.
Но к ней пришли не жрецы. Женщину, которая вошла к ней в комнату и прислонилась к дверному косяку, Хизи менее всего ожидала увидеть. Хизи даже узнала ее не сразу. Хрупкая, прекрасная, хотя пора ее расцвета миновала, с короткими локонами, пронизанными серебристыми прядями. Глаза такие же большие и черные, как у Хизи. Те же самые глаза, как говорили многие.
— Мама? — едва не задохнувшись, вымолвила Хизи.
Она и теперь еще не вполне была уверена.
— Да, — сказала женщина ровным голосом, в котором все же чувствовалось скрытое волнение. — Наконец-то ты узнала меня. На большее я и не могла рассчитывать.
Хизи кивнула, не в силах говорить. Наступило долгое молчание. Мать первая нарушила его.
— Ты стала такой хорошенькой, — сказала она. — У тебя будет много поклонников.
— У меня уже есть один, — уточнила Хизи, садясь на кровати и приглаживая спутанные волосы.
— Йид Ну-младший? Я слышала. Ты оставила его в недоумении.
Мать говорила плавно, отчетливо произнося каждое слово, словно извлекала их со дна памяти. Хизи заметила характерные черные пятна над ее верхней губой.
— Я не думала, что… — пробормотала Хизи, но мать жестом остановила ее.
— Нет-нет, ты должна держать его в неизвестности. Скоро…
Она нахмурилась и провела по лицу ладонью с накрашенными ногтями.
— Скоро у тебя будет много поклонников, ты будешь выбирать из них.
Хизи кивнула, опять не в силах сказать что-либо этому эфирному созданию, этой женщине, которую чаще всего она видела только издали. Когда они беседовали последний раз? Это было в саду матери, два года назад. Как давно, подумала Хизи.
— Я… — Мать вновь нахмурилась, глядя в пол, будто надеялась увидеть там нужные слова. Наконец она взглянула прямо на Хизи, и во взгляде ее светилась искренность. — Мне хотелось увидеть тебя, Хизи. Прошло много времени с тех пор, как мы говорили с тобой.
Она улыбнулась — вымученной, болезненной улыбкой.
— Как-никак, я все же выносила тебя. Девять месяцев ты находилась у меня во чреве, хоть тебе и не терпелось поскорее выбраться.
Она пожала плечами.
— Мне хотелось увидеть тебя и сказать, что я с нетерпением жду твоего присоединения к нам. Это будет замечательно, правда?
Хизи увидела во дворе Квэй. Стоявший чуть поодаль красивый, смышленый на вид юноша в ливрее притворялся, будто ничем не обеспокоен. Телохранитель матери? Или джик? Нет, джика Хизи вряд ли бы заметила, они невидимы, как духи. Нож они вонзают только в спину.
Мать, несколько раз вздохнув, улыбнулась ей.
— Мне хотелось просто повидать тебя, — пояснила она. — Ты и в самом деле стала красавицей.
— Спасибо.
Мать кивнула.
— Надеюсь, мы скоро увидимся, — медленно сказала она и вышла за порог. Сделав знак телохранителю, она удалилась.
Хизи вдруг почувствовала, что у нее сжалось сердце, стало трудно дышать. Учащенно дыша, она постаралась справиться с головокружением. Почему ее мать, после стольких месяцев разлуки, пришла именно теперь? Хизи знала почему. Знала.
Даже самая далекая мать пожелает увидеть свое дитя в последний раз.