Перкар, не доев суп, поставил миску на пол. Оттер, без всяких колебаний, ткнулся в нее носом и заработал языком.
— Но ведь ты только что сказала…
— Да пусть говорят, что хотят, — решила Гай. — Это они от зависти. Путники редко останавливаются у нас в городе — обычно они задерживаются в Вуне, а потом идут прямо в Нол. В окрестностях нет никаких дорог.
— Но вон та тропа ведет в Нол?
— Тропа, не более того. Почти все плывут по Реке.
— Я остался без лодки, — пояснил Перкар.
Гай улыбнулась широкой улыбкой.
— Я догадалась, — сказала она, тыльной стороной ладони указывая на его все еще влажную, выпачканную илом одежду. — Знаешь что, — задумалась она, — тебе, наверное, окажется впору одежда моего мужа.
Примерив одежду, Перкар обнаружил, что рубаха висит на нем свободно, а юбку необходимо ушить. Он с благодарностью принял все, хотя юбка не слишком ему понравилась. Может ли всадник скакать на лошади в таком одеянии?
Гай подсказала Перкару, как именно он может отблагодарить ее. У нее иссяк запас дров для плиты, силки для раков нуждались в починке, и потом, нужно было вырыть новую мусорную яму. Перкар переделал все эти дела, не без сомнительной помощи Вина. Вечером, когда Гай предложила ему ужин — рис и вареных раков, — он ел с наслаждением. Мышцы у него ныли, но это была приятная боль, ведь Перкар весь день трудился, делал что-то полезное. Ему вспомнилось, как он косил траву на отцовском пастбище, сгребал сено в стога, заготавливая его на зиму, вспомнилась тяжелая работа в соседской дамакуте, грубая пища и воти. Ему приходилось испытывать мышечную боль во время своего путешествия, но та боль, та усталость никогда не приносили ему удовлетворения.
— Расскажи, — умолял его Вин, — ну расскажи о своих приключениях.
— О себе я мало что могу рассказать, — ответил мальчику Перкар. — Но я расскажу тебе о том, что видел, когда плыл по Реке. Могу рассказать о старике из племени менг, которого встретил.
— Расскажи! — с восторгом воскликнул мальчик. — Ты убил его своим мечом?
— Нет, он был очень добр ко мне. И его собака тоже…
И Перкар рассказал ему о широких равнинах, которые постепенно становились пустыней, о далеких горах, о беззвездных ночах со вспышками зарниц на черном небе, когда не гремит гром и не льют дожди. И пока он рассказывал, случилась забавная вещь. Перкар вдруг почувствовал, что очарован картинами, представшими перед его мысленным взором. Когда он проплывал мимо, он глядел вокруг себя равнодушным взглядом. Только теперь дремавшее в нем восхищение пробудилось, и Перкару захотелось смеяться и плакать одновременно. Но он продолжал и продолжал говорить, пока наконец Вин, который то закрывал, то вновь открывал глаза, не заснул. Гай унесла мальчика наверх, в его спаленку.
— Сейчас я покажу тебе, где ты будешь спать, — вернувшись, сказала она Перкару.
Она повела его в спальню и показала на соломенный тюфяк, лежащий на полу. Перкар с недоумением озирался вокруг:
— А где же ты сама будешь спать?
Гай лукаво усмехнулась своим широким ртом.
— О вдовах ведь не зря сплетничают, — призналась она. — Все, что о них говорят, — это правда.
Перкар стоял молча, пока она расстегнула платье и сняла его через голову.
— Не думаю, что скоро опять встречу такого молодца, как ты. Ты так хорошо сложен, что мне не устоять.
— Я… — Перкар ощутил знакомый стыд, забытый им за последние несколько месяцев. Как рассказать ей о богине и об испытанных им затруднениях?
Пока Перкар молчал, раздумывая, Гай подошла к нему поближе и коснулась его щеки.
— Ты недоволен? — спросила она. — Понимаю, я не так хороша, как тебе хотелось бы.
Рука ее была теплой и пахла чесноком и вареными раками. Глаза Гай были добрыми и чуточку голодными, но в них уже начинало светиться разочарование.
Перкар помимо воли, несмотря на все свои опасения, смотрел на нее, вбирая взглядом ее обнаженное тело. Разумеется, она была не такой женщиной, какими он мечтал обладать. Черты лица были грубыми, губы выворочены, а скулы плоские. Гай была полной и немолодой. Чуть отвисающий живот и бедра были испещрены светлыми полосками — как и груди, пышные, с огромными кругами вокруг сосков, видневшимися при лунном свете. Она была настоящей земной женщиной и ничуть не напоминала богиню. Перкар громко простонал и закрыл глаза, чувствуя, как кровь закипает в нем. В теле его вдруг вспыхнул огонь, которому он не мог противиться. Гай вздохнула с восторгом и облегчением, когда он качнулся ей навстречу, обнял и прижался лицом к ямочке между шеей и ключицей. Гай была соленой, горячей, кожа ее показалась Перкару невообразимо роскошной. Перкар едва не зарыдал от исступления, когда, вобрав губами мочку его уха, она руками скользнула к нему под юбку.
— Я… — только и выдохнул он, когда Гай властно и ласково потянула его вниз, на матрас.
— Я понимаю, — прошептала она. — Ты давно уже не был с женщиной. Я тоже давно не была с мужчиной. Так давай попробуем потихоньку. Ведь если мы разбудим Вина, у нас почти не останется времени друг для друга.
Слова ее показались Перкару разумными, но несколько раз за ночь ему пришлось удивляться, как они не перебудили весь мир.
Позже, обессиленные, они лежали обнявшись, пока тела их не заныли, требуя покоя. Перкар чувствовал, как восторг нарастает в нем, сияет вокруг него, как ореол. Теперь он находил, что Гай прекрасна, и он любовался ею во тьме ночи. Он понял, что грубые черты ее дышат чувственностью, а заскорузлые пальцы умеют быть нежными и пробуждать страсть. Луна зашла; осталось только прислушиваться и вспоминать, и наконец усталость взяла верх над радостью и надеждами, обволокла утешительно и погрузила в сон.
Гай настояла, чтобы Перкар провел у нее еще один день и одну ночь, восстанавливая силы и наслаждаясь обществом людей. Перкар опять помогал Гай по хозяйству и смастерил маленький лук и стрелы, чтобы мальчик мог почувствовать себя великим Нгангатой.
Ночью Перкар и Гай опять предались любви, и это было несравненно лучше — без прежней таинственности и неопределенности. Раньше Перкар даже вообразить не мог, что страсть и чувство надежности могут соседствовать. Но можно ли быть в чем-то уверенным, имея дело с богиней?
Перкар проснулся, чувствуя на себе пристальный взор Гай. Ее темная кожа отливала золотом в рассветных лучах, пряди густых черных волос были спутаны. Гай легонько провела пальцем по груди Перкара, касаясь белой паутины шрамов, оставшихся от укуса львицы, и грубого рубца от копья Охотницы. Заметив, что Перкар проснулся, Гай улыбнулась.
— Такой юный, и столько шрамов, — сказала она, легонько целуя рубец, оставшийся от копья.
— Спасибо, — поблагодарил ее Перкар спустя не которое время, когда они уже встали и оделись.
— За что?
— За все. Не знаю, поймешь ли ты… Это было так важно для меня! Ведь я никогда…
— Ты хочешь убедить меня, что явился сюда девственником? — поддразнила его Гай. — Ты был порой неловок, но не настолько же…
— Конечно, не настолько, — смущенно согласился Перкар. — И все же это было для меня очень важно.
Гай подошла и крепко обняла его.
— Это было прекрасно, — сказала она. — Я наслаждалась вместе с тобой. На обратном пути загляни в наш город, и если я к тому времени опять не выйду замуж, мы вновь доставим друг другу удовольствие.
Гай взяла Перкара за подбородок и нежно поцеловала.
— Ты понимаешь, что я не могу предложить тебе остаться. С мужем-чужеземцем не жди добра: все-таки я считаюсь с мнением соседей.
— Да, я понимаю. И все же я польщен, что тебе приходила в голову такая мысль.
— Ты хороший мальчик, несмотря на эти ужасные шрамы, — сказала Гай.
Вин и Гай помогли Перкару собрать вещи. Гай заменила истершуюся седельную суму Перкара на полотняную дорожную, подлатала и подогнала туфли своего мужа, чтобы они были Перкару впору. Вин был в восторге от своего лука. Для Гай у него ничего не было, и он подарил ей материнский амулет.