Да, Том был прав, думая, что здесь о нем ничего не знают, ведь он пробежал добрых десять миль. Но он ошибался, полагая, что спустится за пяток минут — домик был на расстоянии не меньше мили, да еще и на тысячу футов вниз.
Однако он был храбр и потому пустился в путь. Ноги он давно уже натер, и он просто умирал от голода и жажды. А колокола звонили так громко, что он подумал, уж не в голове ли у него они подняли такой трезвон? Но река внизу пела и сверкала на солнце, и вот что он услышал:
Глава 2
Да, целая миля да еще тысяча футов вниз.
Да, до домика было очень далеко, хотя Тому сначала показалось, что он бы шутя докинул камешек до садика, где возилась женщина в красной юбке. Дно лощины было очень узким, шириной с небольшое поле, а потом сразу тек ручей. А дальше — серые скалы, серые болота, серые пустоши, все серое-серое, до самого неба.
Ну вот, Том зашагал вниз. Сначала — три сотни футов крутого каменистого склона, поросшего вереском, он совсем ободрал себе ноги, прыгая с камня на камень — прыг-скок, бум-бум, и ему все казалось, что он легко закинет камешек в сад.
Потом три сотни футов по известняковым террасам, таким ровным, как если бы плотник измерил их своей линейкой и вытесал одну под другой. Там ничего не росло.
У вас бы, наверное, закружилась голова, но у Тома ничего такого не бывало. Он был, как я уже упоминал, храбрым маленьким трубочистом; оказавшись на вершине крутого утеса, он не стал кричать «Папа, папа!» (впрочем, у него ведь не было папы), нет, он лишь промолвил:
— Годится!
Несмотря на то что очень устал, он запрыгал вниз, со склона на склон, по камням и кустам, кувырком и кубарем, как будто он был веселой обезьянкой и у него было четыре руки.
Но он так и не заметил, что наша знакомая ирландка следует за ним.
Но теперь он уж вовсе устал. Пылающее солнце иссушило его, влажный лес совсем выдавил из него остатки сил. Пот стекал с него ручьями, он тек даже с кончиков пальцев на руках и на ногах, и Том стал чище, чем был. Но там, где он прошел, оставались грязные следы, и темный след так и остался на утесе. В Вендейле же с тех пор развелось множество черных жуков, и все из-за Тома: папа-жук, прародитель всех сегодняшних черных жуков, как раз собирался на собственную свадьбу, нарядившись в небесно-голубой сюртук и алые гетры… и тут мимо прокатился чумазый Том.
Наконец-то мальчик добрался до подножия холмов. Но что это? Он вовсе не на равнине, так часто бывает, когда спускаешься с горы. Внизу были беспорядочно нагромождены известняковые валуны, размером и с твою голову и с целую вагонетку, а в щелях между ними росли папоротники и вереск. И на них палило солнце.
И тут Том почувствовал: все, он выдохся, не добраться ему через эти кучи.
Он больше не мог идти. Солнце палило, но его зазнобило. Он давно уж ничего не ел, его замутило. Ему и пройти-то осталось всего футов двести по ровненькому лужку, но он не мог больше двигаться. Он слышал, как напевает ручей, но ему казалось, что до воды еще миль сто.