Они перешли улицу и оказались вблизи странного длинного дома из камня с толстыми выступами от стен. Его почему-то называли столбами. Потом шли по деревянному мосту через глубокий овраг и, наконец, попали на базар. Там было много народа, особенно тёток. И каждая из них что-то продавала, громко крича о своём товаре.
- Пиретрум, нафталин, вязальные крючки! - взывала нарядно одетая тётя в шляпе.
- Подайте Христа ради инвалиду! – жалобно кричал дядя без обеих ног, сидевший на маленькой деревянной площадке, под которой виднелись колёсики.
У Кати закружилась голова от пестроты людского моря, и она всё крепче сжимала мамину руку. Увлекшись зрелищем базара, Катя не слышала как мама и тётя Таня пререкались о том, кому из них продавать булочки, потому что они обе не умели и стеснялись продавать.
- Вот кто нам их продаст! – воскликнула тётя Таня, погладив по голове Катю.
Она дала девочке по булке в обе руки и сказала:
- Подними руки с булочками повыше и кричи: мягкие булочки, купите булочки! Поняла?
Катя кивнула головой и, отойдя на два шага, принялась стучать булки одна об другую, а поскольку они издавали еле слышный стук, то перепутав наставление тётки, она кричала:
- Жёсткие булочки! Купите жёсткие булочки!
Естественно, несмотря на все старания, девочке не удалось их продать, и все трое вскоре покинули базар.
Около столбов мама в утешение купила Кате маленькое круглое мороженое, заключённое в кружочки вафель. Оно было такое вкусное и душистое, что Катя тут же забыла о своей торговой неудаче и самозабвенно лизала холодную сладковатую массу.
Впоследствии, по прошествии многих лет, ей уже никогда не попадалось такое вкусное мороженое.
Вечером они поужинали непроданными булочками, размачивая их в горячем чае, а утром Кате с мамой уже нужно было возвращаться домой. Они спустились с горы на дебаркадер, к которому уже подходил серый пароход. При посадке на него Катю оттеснила от мамы толпа пассажиров и сдавила так, что стало трудно дышать. Катя уже не чувствовала под ногами пола и не могла кричать. Безжалостная толпа проволокла её по мосткам на пароход, где она попала на руки перепуганной мамы. С тех пор Катя боялась толпы и замкнутых тесных пространств. Эта болезнь называлась клаустрофобией.
Летом в село прибыло ещё много беженцев, их тоже расселяли по избам. Приехавшие дети были похожи на покойников: запавшие глаза, впавшие щёки на бледных лицах и почему-то тёмные губы. Их откармливали кулешом том же доме, где в прошлом году были ясли.
Кате этим летом исполнилось семь лет, и мама решила отдать её в школу на год раньше, потому что она уже умела читать и писать и даже написала письмо папе на фронт. На последней странице девочка нарисовала себя, маму, тётю Аню и корову Венку. Но ответа так и не дождалась. А через месяц они получили похоронку, извещавшую о том, что папа погиб.
Маме от этого стало дурно, и тётя Аня поила её валерьянкой. О папиной гибели услышал кот Ванька и тоже стал просить валерьянки. В комнате повисло облако горя. Катя даже видела его: оно было чёрного цвета и крутилось перед глазами.
- Ну и Катюшка туда же в обморок, - услышала она голос тёти Ани как бы издалека.
Мама молча плакала, и Катя тоже молча прижалась к ней.
Они и нее заметили, как прошло это грустное, полное воспоминаний о папе лето.
Первого сентября Катя не стала дожидаться маму, пока она примет свой класс, а взяла портфель и сама отправилась в школу. Дети все были старше неё: тогда начинали учиться с восьми лет. В школе Кате пришлось писать палочки в тетради. Это было труднее, чем писать слова. Палочки никак не хотели быть ровными, как того требовала учительница. Зато после занятий всем классом шли за речку в лес, где были заросли шиповника. Дети собирали спелые красные плоды и высыпали их учительнице в корзину. Ничего, что шиповник больно колол им руки, зато эти плоды высушат и отправят на фронт лечить раненых бойцов.
В школьном коридоре на стене висел большой плакат, и на нём была картинка: на городской улице были в беспорядке разбросаны осколки стёкол от разбитых окон, а в центре на мостовой лежала женщина. Она лежала на спине, а вокруг её головы расползлось большое красное пятно. Над женщиной, зажав себе голову руками, склонился мальчик лет восьми. Было ясно, что у мальчика убили маму. Около этого плаката постоянно толпились школьники и отходили от него с печальными лицами.
Катя почти все перемены простаивала возле плаката и не могла оторвать глаз от мальчика и его мёртвой мамы. Она переживала его горе так глубоко, что никому об этом не говорила, даже своей маме. На большой перемене её едва можно было дозваться в класс, где на партах стояли миски с тем же кулешом - горячие обеды для школьников.