Несмотря на то что я боялся высоты, меня все же тянуло на чердак нашего дома, где находилось так называемое слуховое окно, через которое можно было вылезти на крышу или смотреть на небо во время налета.
И вот во время одного из налетов я смотрел на испещренное прожекторными лучами и эпизодически освещаемое взрывами зенитных снарядов ночное небо, как вдруг в перекрестии лучей появился силуэт немецкого самолета. Он пытался вырваться из этих объятий, осуществляя различные маневры, однако вскоре к двум лучам присоединились еще два, не давая самолету вырваться в темноту. Взрывы зенитных снарядов все больше приближались к самолету, как бы сжимая его в кольцо, и, наконец, я увидел на его месте вспышку, а через некоторое время купол раскрывшегося парашюта немецкого летчика. Во время спуска, пока я имел возможность это наблюдать, лучи прожекторов не отпускали его.
Другой раз мне довелось с того же места наблюдать уже картину воздушного боя между немецким и советским самолетами. Как и в первый раз, в перекрестии лучей прожекторов попал немецкий самолет, но вдруг в одном из лучей появился другой, который через мгновение врезался в хвост первого. После этого оба самолета хаотично стали падать на землю.
На следующий день по радио сообщили, что в небе над Ленинградом во время ночного воздушного боя, расстреляв все боеприпасы, советский летчик, фамилию которого я, к сожалению, не запомнил, таранил в хвост фашистский самолет, при этом оба летчика погибли. Одновременно диктор отмечал героизм летчика, который приумножил аналогичные подвиги других советских летчиков, и добавил, что в ленинградском небе это произошло впервые.
С наступлением темных ночей немцы для освещения предназначенных для бомбардировок объектов города использовали специальные средства. На парашютах с самолетов сбрасывали устройства, начиненные пиропатронами, которые автоматически на определенной высоте взрывались, образуя большие, наподобие современных фейерверков, точечные источники мертвенно-белого света. Я бы сравнил его со светом от недавно появившихся у нас в продаже светодиодных фонариков.
Продолжительность свечения немецких пиропатронов была значительно больше, чем у фейерверков, что, очевидно, позволяло фашистским летчикам лучше рассматривать город сверху. В качестве явно психологического оружия при бомбежках немцы использовали звуковые приемы. Летящие самолеты, кроме естественного шума, создаваемого моторами, издавали жуткий вой, аналогов которого трудно было найти. Поначалу он действительно вызывал у некоторых людей панику, но в дальнейшем к этому также стали привыкать. Как потом выяснилось, чтобы добиться такого устрашающего звука, немцы подвешивали на выхлопные трубы двигателей самолетов выполненные из консервных банок специальные устройства. Даже нам, детям, тогда было известно, что если на продуваемом ветром чердаке положить порожнюю железную банку, сориентированную навстречу движению воздуха, то она создает подобные воющие звуки!
Помимо этого для наводки авиабомб немцы использовали специальных агентов, которые вблизи подлежащих бомбардировке объектов производили из ракетниц очереди, которые прозвали «зелеными цепочками». Несмотря на введенный в городе комендантский час, запрещающий гражданам без специальных пропусков появляться на улицах после 22 часов, то тут то там, над крышами домов, взмывали в небо эти ракеты. Через слуховое окно на чердаке мне довелось несколько раз наблюдать их появление.
Одновременно с воздушными налетами немцы сбрасывали на город массу листовок, в которых призывали военнослужащих и жителей сдаться на милость победителей, утверждая, что сопротивление бесполезно, но тем, кто сохранит листовки и предъявит их немецкому командованию, сохранят жизнь. В свою очередь, городские власти предупреждали, что хранение или передача немецких листовок другим лицам будет преследоваться по законам военного времени.