– А я вас давно узнала там, – она чуть заметно кивнула в сторону клуба и попросила взять билетик на вечер отдыха, торопливо открывая сумочку.
- Что вы, пожалуйста, не беспокойтесь, билетик будет непременно.
Встав в короткую очередь у кассы, Олег Львович сообразил, что билет-то брать надо и себе, не бросать же даму в фойе, не по-джентльменски выйдет.
Потом, стоя в сторонке, он внимательно рассмотрел незнакомку у зеркала. Невысокого роста с пышной копной темных вьющихся волос, которые она никак не могла закрепить заколками... Красивый овал чуть вытянутого лица, тёмные естественные брови над задумчивыми карими глазами - и никакой косметики. Именно это вновь несколько озадачило его.
Поднимаясь вслед за ней по лестнице, он видел опять те же неторопливые, скорее даже ленивые движения во всей её слегка полноватой ладной фигуре. Остановившись на первой площадке лестницы, ведущей в танцевальный зал, она спокойно повернулась к нему. Глядя в лицо, готовясь сронить с чуть припухшей нижней губы, что, мол, вот ваша миссия и окончена, спасибо за внимание, увидела настойчивую уверенность в заискрившихся глазах партнёра. Нежно улыбнулась, показав ряд красивых верхних зубов, и продолжала подниматься к танцующим, а затем и пробираться сквозь сгрудившихся на пятачке людей к понравившемуся ей месту.
Знакомясь, она назвалась Пашей.
"Вот надо же, и имя какое-то необычное, редкое теперь", - снова подумалось Олегу Львовичу.
Танцевали больше часа. Ему было приятно приглашать Пашу, нежно смотреть в её красивое лицо, брать за аккуратные мягкие руки, прикасаться к упругой талии... И закружилась в вихре вальса, словно повторившись на час, невозвратная молодость с ее горячим, порой необузданным, влекущим в неведомое чувством...
Потом Олег Львович, встречаясь с ней на прогулках у моря, много рассказывал о виденном, прочитанном; они вместе рассуждали о воспитании детей. Но как только разговор подступал к их семьям, она замолкала, и они подолгу думали тогда каждый о своем. А через какое-то время всё притушёвывалось, и они опять говорили, неспешно "плывя" обычным течением санаторной жизни.
В один из ненастных балтийских дней Паша приняла приглашение и поднялась вместе с Олегом Львовичем в его комнату. Он, снимая с нее пальто, засмотрелся, как она смутилась, словно школьница, и стояла опустив руки. Чуть приоткрыв рот, смотрела прямо перед собой, а когда ощутила его пристальный взгляд, подняла глаза, в которых виделась глухая женская мольба, счастье и извечный вопрос к мужчине.
Олег Львович, поддаваясь необъяснимому чувству, приблизился к ней, нежно обнял за плечи. Так же смущенно, волнуясь, стал торопливо рассматривать ставшие такими приятными её черты, завитушки тёмных волос, вьющимися прядками свисавшие на виски. Он уже ощущал их запах, невольно приближая губы к ним...
И вдруг сквозь застившую пелену мелькнуло что-то совсем знакомое, родное: сквозь нежный загар шеи из-под воротничка модной кофточки на него глянула знакомая темная родинка.
Слегка вздрогнув, смешавшись мыслями, он перенесся в прошлое... Вместо родинки на него, недоуменно выставясь, начали смотреть всё отчетливее настороженные, зовущие глаза жены. Глаза, которые в грусти почти всю жизнь провожали его в дорогу, смятенные, прощались при тревоге, в слёзной радости встречали с учений. Он видел эти глаза в материнском, счастье, отрешённо-усталые в невзгодах и горе. На него смотрели надёжные, думающие глаза друга.
Олег Львович чувствовал, как нервно подрагивает молодое тело Паши, как, посапывая, она всё ближе клонит голову к его плечу, вживаясь в него упругой грудью... Но теперь это была уже совершенно чужая для него молодая, слегка полноватая женщина с обыкновенными глазами, простым русским лицом... Только с милой родинкой около шеи, как у его жены Нади.
Олег Львович осторожно чуть отстранился от Паши, ласково пожал её руки, словно в благодарность за всё, а затем уже спокойно пригласил на единственный стул к столу.
И Паша, ощутив женским чутьем состояние Олега Львовича, как бы в знак наибольшего доверия стала торопливо рассказывать о своей жизни: о матери, воспитывавшей её в строгости и обособленности от легких шалостей; о дочери-студентке первого курса педагогического института. И, наконец, сбивчиво сказала и о муже – безнадёжном пьянице.