— Дом вашей семьи? — спросил Фридрих, стараясь не выказывать большого любопытства.
— Моего опекуна, — поправила Мария, — Константина Мелехова.
«Так он её опекун… Но как так вышло?»
— А что стало с вашей семьёй? Надеюсь, вопрос не слишком бестактен?
— Всё нормально, — ровно отозвалась Мария, но её голос зазвучал глухо. — Я горжусь своими родителями. В войну они были партизанами — помогали людям бежать на восток с оккупированных нацистами территорий и спасли много жизней. Однако после войны, когда они вернулись в родной город, оказалось, что там у них ничего нет — дом разрушен, все близкие и друзья мертвы или умирают. Мои родители не сдались, стали восстанавливать порушенное, но делать это было так сложно, особенно с маленькой дочкой на руках… дочкой, у которой стали проявляться странные таланты: уменье заставлять предметы подлетать к себе или перекрашивать мебель и посуду… Это чудо, что сотрудники Министерства магии нашли их и всё объяснили, а после предложили участие в программе помощи: по ней детей из обычных семей, проявивших магические способности, в раннем возрасте забирали к себе семьи волшебников, которые имели такие возможности — магический мир перенёс войну легче магловского, — и воспитывали, ставили на ноги и помогали освоиться в мире, где этим детям предстояло жить. Мне, можно сказать, повезло: я попала в дом Константина Аркадьевича, и его семья приняла меня, как родную, — за эти годы я знала от них только добро, ничего кроме. Но всё же… понимаете, я порой так завидую Оксане, дочери Константина Аркадьевича, которая стала мне милой сестрой; ведь она хорошо знает родителей, а мои умерли через несколько лет после того, как отдали меня…
Не справившись с чувствами, она спрятала лицо в ладонях, но несколько мгновений спустя отняла их.
— Простите, Фридрих, — произнесла Мария, делая слабую попытку улыбнуться. — Я не должна была вываливать это всё на вас…
Фридрих не слушал её оправданий; его брови сошлись на переносице, губы скривились в отвращении.
— Так вы грязнокровка?
Глава 5
16 мая 1961 года.
Четвертьфиналы чемпионата шли куда ожесточённей боёв предыдущего круга — тон задал первый же бой Винтерхальтера против американки Саманты Харт. Накануне молодая ведьма заинтересовала Александра своими нестандартными заклинаниями, связанными с вызовом теней и образов тотемных животных, которые могли как просто отвлекать на себя внимание, так и всерьёз нападать. Занимательные чары, увидеть которые в бою ещё хоть раз было интересно — однако не суждено.
Винтерхальтер свою противницу буквально уничтожил. Не дав американке сотворить первое заклятие, он обрушил на неё комбинацию атак, которые свалили бы и куда более сильного дуэлянта. Две минуты — и фройляйн Харт была брошена взрывом плотной энергии на барьер и лишилась сознания.
Зрители замялись на несколько секунд, прежде чем зааплодировать. Многие из них, по всей видимости, только теперь начали понимать, что свою славу Дурмстранг получил не просто так — даже без Тёмной магии его студенты были способны в бою на очень, очень многое. Однако Винтерхальтер…
Когда он вернулся с арены и сел по другую сторону от Лаубе, Александр осознал, что его старый противник зол. Нахмурившись, Винтерхальтер неотрывно следил за новым боем (Антуан Лашанс из Шармбатона против Флавиу Нейва ди Созу из Кастелобрушу), так и не убрав в держатель палочку, поигрывая ею, явно желая немедленно вновь пустить в ход, и Александру даже в определённой мере стало интересно, что же вывело его из себя. «Накануне он, кажется, допоздна гулял по острову в компании противника по бою и какой-то русской, — вспомнил Александр. — Стоит предположить, что не сложились отношения с девушкой?» Тогда причина более чем естественная и понятная — хотя Александр раньше и не предполагал, что подобное может рассердить Винтерхальтера настолько. Впрочем, это его личное дело.
Больше не думая о настроении Фридриха, Александр сосредоточился на бое, на который ему предстояло выйти через несколько минут, как только закончат нынешние дуэлянты. Слегка повернув голову, он заметил, что его оппонент — Стивен Макмиллан из Хогвартса — смотрит на него очень пристально, точно пытаясь применить легилименцию. Однако попыток воздействия на своё сознание Александр не ощущал (при этом он понимал, что школьник не может быть настолько хорош, чтобы проникнуть в защищённый окклюменцией разум без того, чтобы потревожить барьеры), поэтому списал внимание к себе Макмиллана на попытку понять, чего стоит ожидать в бою. Сам Александр был склонен ориентироваться на то, что видел от британца в его прошлом сражении.