— На выходных попробуем выбить тренировочное поле, — объявил Маркус, когда игроки собирались.
— А что с обычным? — уточнил Грубер, один из загонщиков. — Хотелось бы попробовать воду до того, как окунаться в неё на матче.
Парни засмеялись, только Лукаш Свидерский демонстративно поморщился, а Фридрих и Маркус обменялись взглядами. Принятую в школе традицию играть матчи над озером, что находилось у подножия горы, на которой стоял замок, Фридрих считал несколько странной; впрочем, традиции — то, от чего Дурмстранг отказывался крайне медленно и неохотно.
— Как только позволит погода, — сказал Маркус, — мне не нужны травмы и болезни перед самым матчем. Договорами насчёт полей для тренировок занимается Фридрих, так что можете об этом не думать.
Игроков это вполне устроило, и они стали расходиться. Фридрих, Маркус и Лукаш покинули зал последними; капитан команды левитировал перед собой сундук, который лично должен был вернуть преподавателю полётов.
— Встретимся в библиотеке, — сказал он на распутье коридоров. — Я отнесу мячи и приду.
— Какая премерзкая погода, — протянул Лукаш, глядя в окна, мимо которых они проходили. — А у нас под Варшавой скоро сады зацветут…
Фридрих никак на заявление не отреагировал. Это самое «А у нас под Варшавой» в исполнении Свидерского стало уже чем-то легендарным; с его слов выходило, что рай находится на земле, а именно неподалёку от польской столицы. Как минимум половине из всего, что его приятель рассказывал, Фридрих не верил, а Кристоф, когда слышал подобные разглагольствования, принимался им подражать. Причём делал он это с такой точностью и злой насмешкой, что всё нередко заканчивалось дуэлями, порой настолько серьёзными, что Фридриху приходилось вмешиваться и разнимать приятелей, пока это не сделали, дополнив наказаниями, учителя.
Быстро поняв, что спутник его не слушает, Лукаш посерьёзнел и спросил:
— Слышал последние новости? Вчера в Штутгарте борцы за права устроили демонстрацию и призывали освободить из тюрем офицеров армии Гриндевальда — они, мол, за шестнадцать лет уже отбыли своё наказание.
Фридрих кивнул — он читал об этом утром в «Политическом вестнике».
— Больные люди, — проронил он, брезгливо поморщившись. — Эти псы, подручные Гриндевальда, должны сгнить в своих камерах, все до единого. Они не заслуживают ни капли милосердия.
— Согласен с тобой, — кивнул Лукаш. — На мой взгляд, неправильно и то, что их детям позволено ходить с нормальными детьми в одни школы. «Сыновья не в ответе за грехи своих отцов…» — проговорил он менторским тоном и презрительно продолжил: — Бред это всё. Они от рождения порченые — взять хотя бы даже того же Штайнера…
Фридрих махнул рукой, давая понять, что не желает продолжать это обсуждение. Лукаш, конечно, старался ему угодить, но поминать Штайнера не стоило.
Перед входом в библиотеку было необычно шумно и собралась небольшая толпа. Взглянув поверх голов, Фридрих увидел в центре образовавшегося круга Кристофа, которому, очевидно, учиться уже наскучило, и теперь он увлечённо поливал грязью кого-то, наверняка очередного полукровку.
— Вот чего не понимаю, — говорил Кристоф, обращаясь не то к толпе, не то к мальчишке, сидевшему на полу, опустив голову, и пытавшемуся собрать рассыпавшиеся листы конспекта трясущимися руками, — чем мы-то с вами провинились? Почему мы, порядочные чистокровные, вынуждены учиться и делить общежития со всякими грязнокровками? — он небрежно махнул палочкой в сторону мальчишки, и пергаменты, которые тот только было собрал, разлетелись опять. Хорошо, что пока он ограничивался этим.
Фридрих шагнул вперёд и хотел было напомнить приятелю, что затевать подобное возле библиотеки, от которой рукой подать до Учительской башни, — не самый умный ход, однако в этот момент на сцене появились новые действующие лица.
— Ройтер, довольно, — Штайнер прошёл через толпу стремительно и уверенно; за его спиной как обычно маячил Баумер, который помог подняться мальчишке, в то время как Штайнер заслонил их обоих. — Третировать шестиклассников — это слишком даже для тебя.