Лицо фрау Пробст покрыл проступающий пятнами румянец; поднимаясь от шеи, он вскоре залил даже лоб. Фрау Дрезднер, молодая жена одного из самых дряхлых немецких политиков, подняла голову от тарелки со сладким виноградом, чтобы едко хмыкнуть. Мать продолжала улыбаться с наигранным участием.
— Трансфигурация ей не даётся, — пробормотала фрау Пробст, увлечённо рассматривая свои руки, принявшиеся нервно теребить лежавшие на коленях перчатки. — Такая сложная наука не для девушек…
— Покойная сестрица моего супруга была в своё время по трансфигурации лучшей в классе, — сообщила мать со всё той же улыбкой.
Фрау Пробст окончательно растерялась. Фрау Дрезднер переглянулась с баронессой и оскалилась, став ещё больше, чем обычно, похожей на гиену. Вдоволь упившись смущением своей гостьи, Дитлинд изволила вспомнить о сыне.
— Фридрих, покажешь свой аттестат?
— Сейчас при себе у меня его нет, — ответил он, стараясь не смотреть на фразу Дрезднер, оскал которой выводил его из себя. — Вчера я отправил его вместе с остальными вещами домой.
— Так прикажи эльфу принести, — сказала, словно несмышлёному ребёнку, мать и, приобняв его за плечи, доверительно заметила гостьям: — Уверена, там высшие баллы — так всегда бывает, но всё равно каждый раз приятно смотреть…
— Баллы высшие, — раздражённо подтвердил Фридрих и резко встал. — Прошу прощения, меня ждут дела.
Дитлинд сузила глаза; в сочетании с этим ещё не сошедшая с её лица улыбка выглядела особенно мерзко.
— Какие дела, мой родной?
— О которых я вовсе не обязан отчитываться, — с неприязнью бросил Фридрих и вышел прежде, чем мать успела его окликнуть. Ему было плевать, что теперь она будет демонстративно злиться ближайшие пару дней — потом-то, как обычно, придёт время светского раута, и злость куда-то исчезнет, словно от Эванеско, и мать со своей очаровательной улыбкой попросит сына её сопровождать, раз уж его отец как всегда занят работой. «Только о глупых приёмах и думает, — Фридрих с силой захлопнул дверь своей комнаты — стёкла в окнах задрожали. — Бестолковое создание».
Больше выходить сегодня не хотелось — мать отбила всякое желание общения, — но было нужно, ведь Фридрих до сих пор не засвидетельствовал почтение отцу. По сути дела, никому не нужная формальность — но традиция, а потому обязанность. Впрочем, спешить с исполнением сыновнего долга Фридрих не стал и до самого вечера читал у себя в комнате и размышлял о том, как стоит держать себя на встрече с герром Кестенхольцем, главой Департамента международного сотрудничества, назначенной на завтра. Спустился он вниз только к ужину.
Роскошная главная трапезная замка казалась неоправданно огромной с учётом того, что ужинало в ней всего только три человека; но отец отчего-то не любил малую столовую, задуманную как раз для трапез семьи в обычные дни, и домочадцы молчали. Только за ужином (не считая особо важных приёмов) члены их семьи и видели друг друга — все трое жили в разных концах замка и целыми днями были заняты каждый своими делами: отец работал в своём кабинете или вовсе уезжал, мать принимала в своей гостиной приятельниц, посещала мероприятия или читала любовные романы. Фридрих же большую часть года отсутствовал на учёбе и искренне не любил время, когда приходилось возвращаться сюда.
Они трое пришли почти одновременно, с разницей в минуту — сказывалась выработанная за годы привычка. Мать опалила Фридриха осуждающим взглядом, но он попросту отвернулся и поклонился отцу, ответившему на приветствие сына коротким кивком. Барон Конрад фон Винтерхальтер, по мнению многих, был образцовым портретом стального человека, прошедшего войну; в свои шестьдесят белоснежно-седой, но идеально прямой, со всегда напряжёнными плечами, он производил впечатление, подобное тому, какое давал его замок: величественный. В силу роста и нрава он смотрел на всех свысока, равными себе считал единиц. Во второй половине тридцатых и сороковые годы он возглавил чистокровных магов Швейцарии, и они, объединив усилия, выбили из страны Гриндевальда уже к концу сорок третьего; конечно, критики не уставали язвительно замечать, что Гриндевальд здесь не слишком сильно держался — Швейцария полная древней магии, заключённой в её замках, городах, казалось, в самой земле, то ухающей вниз в ущелья, то взлетающей к небесам в виде гор, и эта самая магия противилась любому захватчику-чужаку. Отец Фридриха в те годы проявил характер, на бесчинства сторонников Гриндевальда отвечая с не меньшей непоколебимой жестокостью, но и после, в мирное время в полной мере сохранил его.