— Слушай, Тимми, Господь ты наш обдолбанный, нового создавать ничего не нужно. Мы пока и в старом мире поживём, ладно? Просто чуть-чуть его подправим, чтоб не так воняло. А для этого надо, чтобы ты вышел и кое-что спел, если ты в состоянии. О’кей, Тим? Тебя представить?
— Не надо. Зачем? Господь никому в представлении не нуждается… — Молодой человек поднимает руку с гитарой, поворачивается и медленно, словно ещё не до конца уверенно выходит на освещённый участок сцены. Через какую-то минуту слегка фальшиво начинает звучать вступление к «If I were a carpenter».
Майкл Лэнг облегчённо выдыхает и слышит приглушённый смех. Он оглядывается и видит сидящего в позе лотоса прямо на сцене широколицего индийца с хищным носом, настраивающего ситар и одновременно тихонько наигрывающего на нём что-то вязко-сказочно-восточное.
— Я видел, как на Монтерее обдолбанный вусмерть Дино Валентино пел, — сообщает он между делом с протяжным акцентом. — Но Тим, похоже, его переплюнул.
— Похоже, — не возражает Лэнг. — Ну что ж, Рави, это Америка… «Кислота» под запретом, а все её едят на завтрак, обед и ужин. А когда был «сухой закон», пол-страны пьяной валялось. И вроде пьянеть было не с чего… Кстати, закинуться не хочешь?
— Нет, спасибо, — качает головой индиец с еле заметной улыбкой. — Мне скоро выходить… если Тим позволит.
Лэнг невольно улыбается в ответ.
Это и был тот самый Тим Хардин, которого откачивали с четырёх часов дня от жуткой передозировки ЛСД и добились лишь того, что он кое-как смог настроить гитару и полностью вспомнить слова нескольких песен. Индийца же звали… Рави Шанкар.
Глава 5
Дождь
Как бы ни пел Тим Хардин, почти никому из друзей его часовое выступление не запомнилось. Их мысли были заняты Флоренс, и на то, чтобы обращать внимание на происходящее на сцене, сил уже не оставалось. Они организовали возле девушки дежурство, хотя не имели никакого представления о том, что надо делать. Чарли решил было пробраться за помощью в палатку к Уэви Грэви, лидеру коммуны «Hog farm», но как только он осмотрел поле, где люди буквально стояли, сидели и лежали друг на друге в самых разнообразных позах, эта мысль тут же исчезла из его головы.
Сама же Флоренс, находясь между двух реальностей, постепенно впадала в странное забытье. Острая боль от схваток превращалась в тупо-ноющую и приобретала красноватый оттенок, вырываясь из её естества маленькими гейзерами в такт музыке, доносящейся до неё словно сквозь пелену ваты. Мнимые и действительные ощущения сплелись в такой неразрывный клубок, что если бы девушка могла сейчас ясно мыслить, то испугалась бы от понимания того, насколько близко от безумия она находится. Ей казалось, что она лежит на границе воды и песка в абсолютной и жаркой темноте, широко раскрывая рот от нехватки воздуха; странный огонь жжёт её изнутри, а невидимые волны с тихим шелестом проникают в тело. Каждая новая волна поднималась всё выше и выше, и девушка инстинктивно боялась, что следующая вот-вот погребёт её под собой. Но всякий раз волна не доходила каких-то нескольких дюймов до макушки и отступала странными толчками. Иногда же в окружавшей её темноте начинали кружиться цвета, и Флоренс шептала: «Радуга… радуга…»
… Стюарт осторожно высвободил руку из цепких девичьих пальцев и размял кисть.
— Ну как она? — настиг его шёпот Льюиса.
— У неё «приход», — отозвался парень. — Пусть уж лучше так…
— «Лучше так…» — проворчал Льюис. — Кому — лучше?
— Да заткнись ты, умник, — шикнула на него Молли. — И вправду раньше надо было думать…
Неожиданно из горла Флоренс донеслись булькающие звуки, словно девушка чем-то захлёбывалась. Стюарт испуганно приподнял ей голову, и в тот же миг девушку вырвало. Он нащупал бутылку с водой, чтобы обмыть ей лицо, и вдруг почувствовал, как что-то капнуло на руку, затем — ещё раз… ещё пару раз… Ничего не понимая, Стюарт вытянул ладонь, сразу покрывшуюся сеткой мелких капель.
— Это что — дождь? — словно издали донёсся до него голос Льюиса.
— Твою ж мать… — выругался Чарли. — Этого ещё не хватало… — Он приподнялся, стянул с себя куртку и протянул её Стюарту: — На, это для Фло. Может, придумаешь что.