Стюарт отвёл его в сторону:
— Дела неважные, Чарли. Я не спец, но, похоже, кто-то из девчонок скоро родит.
По лицу Чарли пробежала еле уловимая тень, и Стюарт со странной смесью удивления, удовлетворения и некоего злорадства отметил, что он тоже волнуется, несмотря на всю свою похвальбу и самоуверенность. Однако уже через пару секунд Чарли ободряюще положил руку ему на плечо:
— Чувак, расслабься. Всё будет хорошо, вот увидишь. Мы справимся.
Стюарту не хотелось делиться с ним опасениями, поэтому он перевёл разговор на другое:
— Не слышал, когда начнут?
Чарли пожал плечами:
— Не знаю. Говорили, что в четыре, а там… Ещё со сценой должны закончить, да и не все собрались… Да когда б ни начали, Стю, это будет нечто незабываемое, можешь мне поверить. — Он ободряюще подмигнул другу.
Глава 4
Начало
Но в четыре фестиваль не начался.
И в половину пятого — тоже.
На успокоившемся было человеческом поле еле ощутимо вибрировало ожидание. Неуловимое поначалу, оно, словно повинуясь силе притяжения, ручейками стекалось от дальних концов к середине, откуда, нарастая, неотвратимо катилось к свежепостроенной сцене, где сливалось с ожиданием передних рядов. Вскоре оно сгустилось в настоящую грозовую тучу, время от времени искрившую недоуменными вопросами и самыми нелепыми предположениями. Напряжение было столь велико, что казалось: вот-вот разразится… Что именно? — не знал никто. И никто даже не хотел думать, чем может обернуться волнение и ожидание полумиллиона человек.
17:03 15 августа 1969 г.
— Ричи, выручай. Ты идёшь шестым, но сейчас ты — единственный. Тимми Хардин вообще невменяем: бродит за сценой, пытается настроить гитару, что-то бормочет про японские байки… Пока его приведут в норму, пройдёт ещё час, если не больше. Нас просто сметут за это время. Ты посмотри, сколько их там… А мы-то с Джоном думали, что будет не больше двухсот тысяч.
Аккуратный чернокожий мужчина неопределённого возраста и пасторски-благообразного вида в свободно ниспадающем причудливом балахоне, из-под которого выглядывают белые брюки и грубая кожаная обувь, отвлекается от настройки своей гитары и удивлённо смотрит на стоящего перед ним худого, с тонкими чертами лица и шапкой курчавых волос молодого человека, одетого в одну лишь кожаную безрукавку на голое тело и потёртые джинсы:
— Но я ещё не готов…
— Ричи, хоть что-нибудь. Хоть какие-нибудь песни. Вокруг камеры — куча камер. Фильм снимать будут. Ты представляешь, что случится, если мы не выпустим хоть кого-нибудь? И если это снимут… Там же все угашенные напрочь. Да от одного дыма марихуаны можно с катушек съехать за целый день — сам разве не чувствуешь?
— Что да — то да, — улыбается Ричи. — Но, Майки…
— Сколько у тебя есть песен?
— Ну… не знаю. Минут на тридцать-сорок.
— Растягивай. Не хватит — пой каверы. Ты ж прекрасно «битлов» делал, я слышал кое-что. «Sweetwater» должны прилететь на вертолёте, нам надо до их прилёта продержаться. Или до любого, кто объявится. Может, этот чёртов Хардин в себя придёт…
— На вертолёте? — Брови Ричи удивлённо ползут вверх.
— Да, представь. Пробки. Все шоссе забиты под завязку — до Уоллквилля, до Монтичелло. Да что говорить — всю Нью-Йоркскую автостраду парализовало. Мелани звонила, говорила, что по Семнадцатому шоссе даже пройти нельзя, не то что проехать. Всех будем доставлять на вертолётах — Робертс с военными уже договорился. Я дам тебе сигнал, когда заканчивать. Всё, пойдём. Я объявлю тебя.
Ричи кивает — понимающе, с еле уловимой ноткой обречённости, — поднимается, берёт гитару и вместе с собеседником выходит на авансцену. Через несколько секунд в напряжённой тишине звучит возглас: «Мистер Ричи Хейвенс!», на который толпа откликается приветственными криками и аплодисментами, а ещё через пол-минуты раздаются первые аккорды «Handsome Johnny»…
…Разговаривал с Ричи Хейвенсом, а после представлял его публике один из организаторов этого безумного во всех смыслах фестиваля — Майкл Лэнг. Так началось первое выступление на «ярмарке музыки и искусств».
Одни часы показывали 17:07, другие — 17:08…
Чарли выбрал удачное место. Отсюда всё было видно и слышно, а звук стереосистемы не давил на уши, хотя для того, чтобы обменяться парой реплик, всё равно требовалось наклониться чуть ли не к лицу собеседника. Они разместились возле лежащего мотоцикла, уложив спальники так, что девушки могли наблюдать за выступавшими полулёжа, опираясь о сидение. Мало кому из публики был знаком появившийся на сцене мужчина, больше похожий на пастора-баптиста, нежели на певца, но его фолк-песни с интонациями соула и госпелза пришлись по душе. Когда же он, растерянно-воодушевлённый оказанным ему тёплым приёмом, перешёл на кавер-версии песен «Битлз», зрительский отклик не заставил себя ждать: чуть ли не пол-поля подпевало ему в «Hey, Jude», и Стюарт с друзьями не были исключением. Правда, никто из них не заметил, что Флоренс пела через силу, с трудом сдерживая тошноту и время от времени кусая губы и держась за живот.