— Что? — Стюарт непонимающе глянул на морпеха. — Ты чего мелешь?
— Вы посмотрите, как она дышит, — указал он на Флоренс. — Боюсь, что у неё лёгкие оторваны. Вы ей ничем не поможете.
Флоренс смотрела уже не на Стюарта, а куда-то в небо. Всхлипы становились всё реже, и казалось, будто она видит и провожает каждый свой вздох, словно считая или гадая, какой из них окажется последним. Стюарт стоял рядом на коленях и, до крови закусив губу, смотрел на неё. Больше ему ничего не оставалось делать.
Когда всхлипы прекратились и раскрытый рот замер в бесплодной попытке поймать ещё немного воздуха, Стюарт медленно встал, отстегнул от пояса гранату, швырнул её в ту сторону, откуда слышались автоматные очереди, затем, дождавшись взрыва, вскинул винтовку и, стреляя, побежал вперёд — по всем правилам, пересекая улицу справа налево. Добежав до стены, он прижался к ней и, оглянувшись, увидел, как за ним бегут остальные морпехи. Оператора нигде не было видно.
— Зачистить в ноль! — крикнул им Стюарт и, присев, выпустил всю оставшуюся обойму в мелькнувший на какую-то секунду силуэт, затем быстро перезарядил оружие.
Впереди раздался грохот, и в клубе пыли и разлетевшихся камней показался силуэт «томми».
Через каких-то пять минут всё было закончено.
Стюарт переходил от трупа к трупу и проверял обоймы, подсознательно боясь, что его смутные опасения подтвердятся. Однако высыпав на ладонь очередной магазин и раздвинув пальцами патроны, он увидел то, о чём до сих пор только слышал от ветеранов. Тогда рассказываемое воспринималось как обычная казарменная байка, но сейчас он держал в руках подтверждение — горстку пуль с откусанными наконечниками, которые применялись против русских в Афганистане и Чечне, да и в мирное время ими не брезговали охотники, выходя на крупного зверя. Только такие пули, попав в бронежилет, могли оторвать лёгкие у Флоренс. Стюарт даже не думал о том, откуда тут, на Балканах, могли узнать о таких пулях; он видел результат — и ему этого было вполне достаточно.
Глянув на ничком лежащий перед ним труп, он наклонился и перевернул его на спину.
Взгляд Курца был таким же насмешливым, каким Стюарт его запомнил. Казалось, что смерть лишь усилила и заострила эту насмешку, как будто он подсмеивался над ним даже с того света. Стюарт присел на корточки, некоторое время вглядывался в непривычно-живое лицо убитого, а затем с размаху ударил пустой обоймой прямо по этой насмешке, прятавшейся в навеки приподнятых уголках чуть припухших губ, которые наверняка нравились женщинам…
Когда Патрик, уже погрузивший тело Флоренс в грузовик, отыскал Стюарта, тот сидел на корточках и, пристально вглядываясь в кровавое месиво, которое раньше было чьим-то лицом, тихо повторял, как заведённый: «За что, чувак? За что?..»
Глава 6
«Это моя винтовка…»
Когда они вернулись на базу, уже проинформированный обо всём Рассел первым делом засветил отснятую плёнку, затем отправил оператора в гостиницу с приказом никуда не высовываться из номера и ни с кем не связываться и, вызвав Стюарта к себе, заставил писать отчёт. «Я понимаю ваше состояние, сержант, — произнёс он, вкладывая в сказанное всё возможное, как показалось Стюарту, участие, на какое только был способен, — но не мне говорить, на каком уровне и кем контролируется это дело. Думаю, вы и сами это понимаете. Отчитаться я должен сегодня же, и лучше всего это сделать до того, как оператор вернётся в Урошевац, а долго удерживать его на базе не получится. Мне искренне жаль мисс Барнс, но по большому счёту она сама виновата. От этого и следует отталкиваться». Поначалу Стюарт даже не понял, что капитан назвал Флоренс по фамилии, и когда тот вышел, отключив связь и предоставив в его распоряжение собственный стол, несколько минут мучительно пытался понять, кто же такая мисс Барнс, которую вдруг стало жалко Расселу.
Он ощущал свой разум как тот самый чистый лист бумаги, что лежал перед ним на столе в ожидании первых строчек сухого, но вместе с тем подробного отчёта. В какой-то момент этот лист заполонил собой не только голову, но и всю комнату, и Стюарт не был уверен в том, что он не разросся до размеров базы или даже всего мира. Находясь, словно крошечная, похожая на случайный производственный дефект точка, посреди этого листа, ставшего зеркальным отражением охватившей его пустоты, он чувствовал себя совершенно беспомощным и до обнажённости открытым со всех сторон. Казалось бы, никакого труда не составляет описать произошедшее, и Стюарт понимал, что никому не нужны ни его размышления по этому поводу, ни объяснения, но вместе с тем он чувствовал, что если ограничится формальным описанием событий, это будет в лучшем случае полуправдой. Из головы не выходила последняя фраза Флоренс и тот тон, каким она была сказана, и подсознание вовсю утверждало, что между ними и её гибелью есть какая-то связь — пусть неявная, незримая и непрямая, но без неё всё остальное было бы полной нелепицей. И интуитивное осознание этого мешало взять ручку и вывести на бумаге первое предложение.