«Но это бы значило подставить Армию перед гражданскими, — возразил сам себе Стюарт. — Показать всем, что мы здесь только пыль в глаза пускаем, а не охраняем мирную жизнь».
«Чем бы ты её, интересно, подставил, эту свою Армию, а? — иронично осведомилась его вторая часть, загнанная в тёмный угол, но тем не менее живучая, подобно крысе. — Тем, что показал бы, как она сама подставляется? Флоренс была умной девочкой и сама бы решила, как понять то, что ты бы ей рассказал, и что с этим делать. Так что по сути это ты её убил, Стюарт…»
«Заткнись! — рявкнул на самого себя Стюарт, мгновенно поняв, что это и есть та самая правда, осознавать которую он так боялся. — Я никого не убивал! Эта дура сама под пули полезла! Тоже мне, на какой-то там лозунг повелась… Может, она вообще что-то перепутала, вот и получилось так, только я-то здесь при чём?»
Ответом было молчание. Вскоре Стюарт заснул, чувствуя себя неожиданно обессиленным. Сон не принёс облегчения, но на какое-то время помог забыться.
На следующую ночь ему приснилась Флоренс. Она молча смотрела на него и словно чего-то ожидала. Стюарт пытался ей что-то сказать или о чём-то спросить, но не мог вымолвить ни слова. Когда же он коснулся рукой лица, чтобы понять, почему он не может говорить, то ощутил на губах полоску скотча. Во сне ничего не происходило, они всего лишь стояли (по крайней мере так ему казалось, потому что он видел только лицо Флоренс) и смотрели друг на друга, однако проснулся Стюарт со странным ощущением, что всё же что-то произошло и помимо её гибели — и оно, произошедшее, было непоправимым.
Это ощущение не покидало его целый день, так что к вечеру он даже стал желать, чтобы его вынужденный отпуск поскорее закончился. Ему казалось, что на первом же патрулировании, куда он собирался напроситься, всё удастся забыть или хотя бы заглушить другими заботами и обязанностями. Однако до этого ещё надо было дожить целый день…
Ночью ему снова приснилась Флоренс, но не одна. Рядом с ней стоял Курц. Оба смотрели на Стюарта и молчали. Как и в первый раз, Стюарт попробовал что-то произнести, однако рот снова оказался заклеен. Тогда он попытался прочесть хоть что-нибудь в их глазах. Взгляд Флоренс выражал грусть, у которой, казалось, не было дна, и нечто, похожее на сожаление или жалость, а Курц просто стоял и смотрел на Стюарта без всякого выражения лица — вернее, того кровавого месива, в которое Стюарт в реальности превратил лицо мёртвого Курца. Будь Стюарт более рассудителен, он бы наверняка даже во сне задался вопросом, какими же органами зрения тот может смотреть на него, однако ему было не до абстрактных размышлений, пусть и связанных с вполне конкретными вещами. Он вновь и вновь пытался что-то сказать Флоренс и Курцу, однако из-под скотча слышалось лишь мычание, порой переходящее в непривычное для него заикание.
Чувство, что рот заклеен, не покидало даже после того, как он проснулся. Оно незримо присутствовало в его восприятии мира в виде какого-то неосязаемого и еле ощутимого серого (почему-то Стюарт был уверен, что его цвет именно серый) налёта на губах, который ничем нельзя было смыть. Умом Стюарт понимал, что это всё ему кажется и на самом деле нет никакого налёта и прочих следов скотча, однако в течение дня он несколько раз ловил себя на том, что невольно отирает губы, как будто съел за завтраком что-то жирное. Когда же к нему обратился один из солдат Фоксли с каким-то вопросом, Стюарт некоторое время молчал, будто не зная, что ответить, хотя ответ он прекрасно знал, а собравшись наконец со словами, машинально потянулся рукой к губам, словно собираясь в очередной раз вытереть их, но, вовремя спохватившись, отдёрнул её, надеясь, что морпех не заметил этот жест.
Стюарт всячески старался отвлечься от навязчивых мыслей, порождённых преследовавшим его ощущением, убеждал себя в том, что ему нужно всего лишь успокоиться, и на какой-то момент ему это удалось. Особенно в этом помогли наблюдения за тренировками сержантов. Стюарт впервые смотрел на них со стороны и нашёл это занятие весьма поучительным, мельком даже подумав, что не одному сержанту не помешало бы посмотреть на то, как они сами выглядят в роли рядовых морпехов. Однако к пяти часам вечера, уже после окончания занятий, его начал охватывать страх перед ночью. Он вдруг понял, что боится остаться без какого-то дела и, что ещё хуже, грядущего сна — вернее, того, что могло ему присниться. Поэтому когда Патрик предложил ему скоротать вечер в кинозале за просмотром какого-нибудь фильма, Стюарт быстро согласился: это была хоть какая-то отсрочка, которая могла дать ему шанс морально подготовиться к предстоящему.