Революционный Питер.
Днем город выглядел несколько иначе. Быстро таял снег, кругом были огромные лужи. Красные знамена пестрили на многих зданиях. Ими же украшали весь революционный транспорт. Что– то происходило. Арсений огляделся, но другого транспорта в городе не было. Пролетки и телеги словно сговорились, объезжали демонстрантов стороной. Красные и черные флаги были повсюду.
Эти украшения объясняли некий подъем революционного настроения среди населения. Действительно произошли перемены, о которых Арсений на фронте только мог слышать. Люди на площадях участвовали в массовых митингах. Много счастливых лиц, этого нельзя было не отметить.
Казалось, что никто не работает, все производство встало, но это было совсем не так. Существовал некий контраст, после цвета кумача, бросались в глаза длинные очереди за хлебом. Всюду было много приезжих, праздно шатающихся людей, которым нечем было заняться. Это еще результат Манифеста Временного правительства, когда отмена оседлости сказалась на притоке иногородних в столицу. Следует вспомнить, что многие народы жили в отдельных слободках, которые числились, как Татарские, Еврейские или иные общины.
Слушая чужие разговоры, товарищ Арсений отмечал про себя, что многие фабрики давно закрылись, а их рабочие и служащие невольно оказались без работы, на улице. И только благодаря декретам нового правительства, им удается вернуть некую производственную жизнь. Заводы, как и прежде, выбрасывали из труб клубы дыма, доносились сигналы гудков, оповещающие о начале рабочего дня. Производство выполняло старые военные заказы, которые кажется, никто не отменял.
Первые встречи с патрульными навели на мысль, что следует обзавестись более солидными документами. Так он и сделал, но сначала утром сходил к анархистам, чтобы там послушать их.
Говорят, что раньше эта фракция занимала пустующий городской цирк, закрытый пожарными службами. Позже в цирке стал выступать товарищ Троцкий, а фракция анархистов перебралась в поместье одной знатной особы. Они очень быстро освоились там. По военному укрепили мешками с песком подступы, выставив два пулемёта на лестницу, ведущую к зданию. Помещения внутри напоминали залы дворца, где полы были безжалостно истоптаны, колоны истыканы окурками, кругом лежал мертвой грудой различный бытовой мусор. Засаженный почерневший камин. Картины со стен уже сняли, и можно было видеть только пустующие места, где они когда– то висели. Видимо, вместе с бывшими хозяевами, особняк покинули и слуги.
Здесь уже были некоторые его полковые знакомые, конечно не идейные, но убежденные революционеры, и он только с ними поздоровался. Перехватил покурить. Где – то тут, в революционной столице должен был находиться его родной брат Силантий. Спросил о нем, но в тот момент тот так и не обнаружился. Остался, чтобы выслушать некоторых митингующих.
Анархисты В.Волин, Г.Максимов и В.Шатов по очереди выходили на трибуну, которую соорудили из стола тут же на месте. И все кто имел что– то сказать, были услышаны. Про землю ничего конкретного не говорили, но программа была солидная, фамилии звучали громкие, все обещали свободу.
Но свободой Арсений был сыт по горло. Дальше он пошел по знакомой дорожке, благо в полковом удостоверении все было указано.
Это был не Смольный. Здание «ревкома» было вспомогательным, районного значения. Там с ним лично разговаривал товарищ Родионов, который отвечал за много разных позиций в данном месте.
К нему отнеслись серьезно, выдали талоны на питание в местную столовую, определили комнату в небольшом расселенном от прежних хозяев доме.
– Коммуналка, но жить можно.
Как определился сам гость, ему все было позволено, намечался какой-то съезд, и он получается, должен, выступить от имени своих фронтовых товарищей, которые послали его в революционную столицу.
В помощь ему дали товарища Любу Жданович, которая должна была написать для него понятные и простые слова его будущего «спича». Это была невысокая, крутобедрая, скорее белобрысая, чем рыжая девица, которая укладывала свои волосы в картуз, и все время мучила в руках рукоятку маузера. Словно никак не могла с ним справиться. Товарищ Люба носила кожаные штаны галифе, сапоги, и гимнастерку, которая была заправлена широким ремнем. Товарищ Жданович посмотрела на будущего оратора и приветливо улыбнулась, наверное, он ей сразу приглянулся.