Я взял девушку за руку.
— Не нужно. Считайте это подарком, — и обратился к Тому уже на немецком: — Я сам потом заплачу.
— А ты не теряешься, Макс, — окончательно развеселился он и протянул даме билет.
Я не стал доставать деньги. Это смазало бы весь эффект от моего приглашения, а Том и так прекрасно знал, что за мной не заржавеет. Но он был неправ. Дело было не в том, что мне приглянулась девушка. Я ее и рассмотреть-то толком не успел. Просто Замок — не то место, где можно пройти мимо одинокой незнакомки с покрасневшим от холода носом и плещущимся в глазах разочарованием.
— Вы хорошо говорите по-русски, — сказала она, когда я открыл дверь в музей и пропустил ее вперед.
— У меня мама из России, — ответил я. — А вы?
— Я тоже. Спасибо вам.
— Не за что. Это не я, это Замок, — я пожал плечами.
Ее звали Ася, и в первый момент мне показалось, что в ней действительно есть что-то тургеневское. Было ли дело в русых, того удивительного оттенка волосах, в которых чудится русалочья прозелень, уложенных в тяжелый узел на затылке, или длинной юбке из дорогой натуральной ткани — не знаю. И хотя пахло от нее опять же дорогими французскими духами, почему-то ощущался аромат луга и юношеской романтики. А Замок — очень романтичное место. Может, потому, что она оказалась по-настоящему благодарной слушательницей, а может просто мне не приходилось перекрикивать гомон группы, но меня самого захватил собственный рассказ. Я провел ее по всем своим любимым местам Замка, показал то, что обычно никогда не показывал на экскурсиях. Я сам не заметил, как поведал ей о своих путешествиях во времени. И хотя я рассказывал о них в привычной манере фантазий эксцентричного Макса, мне казалось, она верит каждому слову. Вот только когда я сказал про дракона, она засмеялась и покачала головой.
— Нет, Макс, вот тут вы ошибаетесь. Драконы — создания небесные. Это все выдумки, что они живут в пещерах под горами. На самом деле замкнутые пространства не для них. Да и нет в нашем мире драконов.
Мне почему-то показалось, что этот факт ее очень печалит.
Наша экскурсия растянулась почти на три часа, а когда, наконец, мы вышли во двор замка, я понял, что не хочу отпускать ее. В этой нашей встрече оставалась какая-то незавершенность. Словно я должен был то ли сделать, то ли узнать о ней что-то еще.
— Вы уже видели Хайдельберг сверху? — спросил я.
— Да.
— А на закате?
Ася засмеялась, взяла меня за руку и сама повела на балкон.
Небесная канцелярия расщедрилась на феерическое светопреставление, окрасив не только небо, но и город в цвета пожара. Солнце простирало всполохи в небо, словно подгоняемое Неккаром, превратившимся в гигантскую, полную крови артерию, и казалось, оно цепляется за день горящими алыми пальцами. Я видел множество закатов отсюда, но на какое-то время зрелище захватило даже меня. Я облокотился на парапет и смотрел на полыхающий город.
А потом я посмотрел на Асю. И испугался. Сейчас я ни за что не смог бы объяснить, каким кривым глазом увидел в ней романтичную тургеневскую девушку. Ася стояла прямая, как стрела, в ее глазах отражались не солнечные блики, а адское пламя пожарищ. Пепельные волосы окрасились карминно-красным, и выбившаяся из прически длинная прядь стекала по щеке струйкой крови. Только теперь до меня дошло, как она красива. Нет, не так. Как она прекрасна. Это не было человеческой красотой. Точнее, это не было красотой земной. Но и божественной тоже. Она могла бы быть Аэлитой, если бы под пылающими красками заката не ощущался бесконечный лед одиночества и чуждости. Или чужеродности. Мне захотелось закричать от ужаса и в то же время, пасть на колени и благодарить всех богов за то, что мы сосуществуем под одним небом.
Ася перевела взгляд на меня, и возникло ощущение полета. Мы смотрели в глаза друг другу — два существа несущихся по спирали, две нити ДНК, от двух разных молекул, стоящие не на разных различных ступенях эволюции, а на одинаковых, но разных эволюций. Я не знаю, откуда в моем гуманитарном мозгу возникло тогда это странное сравнение, но он было верным.
Солнце село и все закончилось. Ася, словно обессилев, качнулась ко мне, и я ее обнял. Я знал, что ей это необходимо. Невозможно жить с таким одиночеством в сердце. Но еще я знал, что это кратковременное объятие — единственное, что я могу и хочу ей дать, и что она от меня примет.
А потом она сказала странную фразу, которую я тогда так и не понял.
— Я знала, что должен быть кто-то еще. Хорошо, что я встретила хотя бы тебя.