Но Алене предстояло потерять не любимого мужчину, а дочь. И хотя у них с Грэмом было много других детей-оборотней, рожденных уже здесь, и даже внуки и правнуки от них, первая, появившаяся на свет еще там, в нашем родном мире, все равно оставалась самой дорогой. Наверное, родителям всегда свойственно больше всего беспокоиться о неблагополучном ребенке. К сожалению, если для меня еще оставалась надежда, что рано или поздно откроется портал, и Аня и внуки придут в этот волшебный мир, чтобы получить свое эльфийское бессмертие, то для рожденной человеком Александры этой надежды не было.
— Меня поражает, что Уме смирилась, — вздохнула Алена.
— Она смирилась еще раньше, когда согласилась отдать сына мачехе, еще до его рождения, — я положила голову ей на плечо. — Я скучаю по нему.
— Мы все по нему скучаем, Марта, ты же знаешь. Но я знаю, что тебе больнее всех, — Алена поняла, что я говорю о Гекторе. — Но… прости, что я это говорю, старики уходят, а молодые остаются. Это логика жизни. А Сашка…
— Ты винишь меня? — спросила я.
— Да. И тебя, и себя, и Ренату, и Грэма, и всю эту сволочную жизнь. Но больше всего, конечно, себя и Грэма. Из всех возможных ошибок мы допустили самую непоправимую.
— Рождение ребенка не может быть ошибкой.
— Я знаю. И стараюсь утешить себя тем, что тому миру Сашка была зачем-то нужна.
— Твои родители не остались одни.
— Не пытайся меня утешить, а? Я даже не знаю, остались они вообще или нет.
В тот день, когда Алена получила диплом, и они с Грэмом вернулись, чтобы уже навсегда остаться в волшебном мире, закрылся проход в клинику. Это было логично. Наш мир получил целительницу, и это ограниченное пространство стало ненужным. Вот только никому из нас эта логика до того в голову не приходила, поэтому потеря связи с техногенным миром стала ударом ниже пояса для всех. На протяжении нескольких лет я старательно налаживала контакт с каждым из иномирских работников других ограниченных пространств, но стоило отправить хотя бы одно письмо Велу или кому-то еще из наших близких, проход в это пространство закрывался. Наконец, Гектору и обстоятельствам удалось убедить меня, что обратной связи не будет, и я бросила это неблагодарное занятие. Библиотека же искренне мне сочувствовала, но не собиралась идти на встречу в этом вопросе. Оставалось надеяться, что в последних посланиях я достаточно внятно объяснила Велкалиону ситуацию, и ему не будет казаться, что мы его там бросили и забыли. Я чувствовала себя виноватой пред этим милым не от мира сего ушастиком, который пошел на такую жертву ради меня. Но при Гекторе я старалась этого не показывать. Как это ни чудно, но он ревновал меня к этому смешному эльфу. Ни к кому другому, только к нему. Меня это страшно трогало, но и расстраивать его лишний раз не хотелось. Пожалуй, именно это стало главной причиной того, что я оставила свои попытки связаться с родным миром. Я знала, что друзья, которые не меньше меня были убиты потерей связи, не винят меня в этой слабости, и все же какое-то время мне было стыдно смотреть им в глаза.
А потом, когда Гектора не стало, слишком многое перестало иметь для меня значение. Я верила словам Велкалиона о том, что среди моих потомков просто не может не быть сильного мага, и надеялась на скорое открытие портала. Я запретила себе думать о пьяных водителях, авиакатастрофах, инфарктах, стихийных бедствиях и прочих летающих кирпичах техногенного мира. Мне было проще знать, что все, кого мы там оставили, живут своей жизнью, пусть и короткой, человеческой, но для большинства из них есть надежда изменить и это. Я бы не выдержала еще и таких терзаний теперь, когда жизнь без любимого практически утратила смысл. Боль эгоистична. В своей боли я совершенно не думала о других, даже о своих детях, не говоря уже о друзьях, которым неизвестность отравляла каждый день существования. Теперь от этого мне тоже было стыдно.
— Алена, — тихо позвала я, — я попробую снова. Мы обязательно что-нибудь о них узнаем.
— А смысл? Если бы это было возможно, у тебя бы раньше получилось.
— Я все равно попробую. Не могу видеть, как вы все переживаете.
— На себя лучше посмотри. Может, хватит сидеть безвылазно в Библиотеке? Приходи к нам. Знаешь, как сейчас весело в Мешфене.
— Щенки? — улыбнулась я.
— Щенки, котята, кунички, даже птенцов привозят. Умилительно. Тебе сразу станет легче.
И я действительно отправилась в Мешфен.
То ли потому, что в первое время мне было слишком странно входить в собственные перестроенные апартаменты, где теперь ничего не напоминало о Гекторе, то ли действительно время моего горького затворничества закончилось, но после Мешфена я снова недолго пробыла в Библиотеке. Я побывала в Подгорье, через некоторое время — в Самоне, навестила Марка в Гатерраде и Хандарифа в Огненных Гротах. Я даже совершила долгое паломничество на острова, почтив своим присутствием Самый Большой Дом. Вместе с Гектором мы так и не собрались съездить туда, зато теперь в моей коллекции был прямой проход и в страну гоблинов тоже. Теперь, если Джесси захочет видеть ее народ, она сможет сразу же оказаться там. Асдрагша это не порадовало, но меня мало волновали его политические амбиции. В Сентанене Лангарион устроил настоящий праздник по случаю моего приезда. Всеэльфийское народное гуляние продолжалось почти две недели и под конец так мне надоело, что я сбежала оттуда под покровом ночи и с облегчением вдохнула воздух своего дома.