- Шету? - вскидываюсь я. - Разве она не с вами была?
- Убежала куда-то. Мы нигде не можем ее найти.
Я вскакиваю, роняя карандаши, чтобы бежать на поиски. Ударом в грудь звучит воспринимающийся почти вербально приказ Библиотеки: «Рисуй!». Растеряно падаю обратно в кресло, а мой дом посылает мне ощущения покоя в том, что связано с кентавричкой.
- А Питер? - спрашиваю я. - Где Питер?
- Ой! - Джесси кусает губу. - Его я тоже не видела уже пару часов. Наверное, они вместе.
- Не стоит переживать, Джесс, - успокаиваю ее я. - Библиотека не беспокоится.
- Хорошо, спасибо. И еще раз, простите, - Джесси кивает гостям и исчезает.
Я снова беру карандаш в руки. Как же я не хочу рисовать эту женщину! Чувство мягкого подталкивания, увещевания обволакивает меня, словно Библиотека пытается мне сказать: «Ты еще поблагодаришь меня за то, что я не дала бросить эту затею». Что ж, если она так уверена...
- Скажите, миледи, - черт, мне даже голос ее не нравится. В каждой нотке звучит пресловутая эльфийская спесь, - а нашего сына вы тоже нарисовали?
Я вздрагиваю и снова роняю карандаш. Ох, Вел... Почему? Почему мне ни разу не пришло в голову защитить тебя? Где-то в глубине моего сознания с пониманием и легким осуждением качает головой Библиотека. И словно из самых потаенных недр всевиденья - непонятно, ее или моего - приходит ощущение роковой ошибки, грядущей непоправимости.
- Простите... - шепчу я и вскакиваю. Но в этот раз я не выпускаю карандаши из рук. - Простите, мне... мне срочно нужно уйти.
Я вылетаю из гостиной, захлопываю дверь кабинета. Рисунок узилища Анкитиля все еще лежит на столе, а пальцы мои сжимают карандаш. Почему-то я остро чувствую нехватку времени. Мне нужно срочно, немедленно, сию минуту поговорить с Библиотекой, чтобы понять, осознание чего такого важного и неотвратимого настигло нас обоих минуту назад. Я провожу черту и делаю шаг. А вслед мне все еще несется визгливый вопль Чиколиаты:
- Вы обрекли нашего сына на одиночество, сослали его в чуждый, враждебный мир, а сами даже не защитили!
РОСТОК НЕЗДЕШНИЙ
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
РОСТОК НЕЗДЕШНИЙ
Смотрительница Маргарита, Серебряная леди.
Какие нравы в миру, где пьют любовь, словно спирт -
до поросячьего визга.
Какие шифры тебе не позволяют понять,
что я имею в виду,
Когда руками машу, пытаясь предупредить -
не подходи ко мне близко!
Не заходи за черту, не заходи за черту,
не заходи за черту.
Олег Медведев «Не заходи за черту»
- Пошел вон!
- Марта! Ну, пожалуйста!
- Ан, не нервируй меня, мне не до твоих страданий сейчас. Сказала, убирайся, значит, убирайся.
- Злая ты! Даже из собственной камеры гонишь!
- Кому камера, а кому личное пространство! Все, дуй отсюда!
- Марта...
- Ну, что еще?
- А кого ты так упорно без натуры рисуешь?
- Ан! - я уже рычу.
- Хорошо, хорошо, уже ушел, - эльф ласточкой взлетает на свой необъятный сексадром и застывает горизонтальным сусликом - лапки сложены на щуплой грудке, губки бантиком, веки трепещут.
- Ан, будешь притворяться, я почувствую, - предупреждаю я.
- Да не претворяюсь я, - отвечает фантом из другого конца зала и, сделав ручкой, исчезает в стене.
А я бросаюсь к столу. Хорошо все же, что ящики открываются только для меня. Три дня! Три проклятых дня не могу закончить этот портрет! Будь оно все не ладно! Где?! Где были твои глаза, Марта, когда ты смотрела на ушастика и не видела его?!
Я открываю альбом. Штук двадцать набросков лица Велкалиона смотрят на меня с немым укором. Бред! Никакой это не Вел! Похож, да, но не он. Не оживает. Не то что-то. Что?! Что я не могу понять в нем? Проклятие! Время уходит. Неумолимо уходит. Велу грозит опасность. Откуда я это знаю? Откуда это знает Библиотека? Похоже, она в такой же растерянности, как и я. Мы обе не понимаем, почему уверены в этом. Но мы уверены. Вел - член семьи, и остается им, несмотря на долгое отсутствие.
Библиотека считает, что не смогла бы что-то почувствовать, если бы это не было связано с магическим миром. Значит, опасность исходит от одного из тех, кого они там ищут. От кого - она даже не может предположить. И так же, как и меня, ее пугает фатальная уверенность в необратимом исходе. Я должна нарисовать его! Он спас всех нас, он подарил нам надежду, отдал нашей любви к близким больше двадцати лет своей жизни. Я не имею права не спасти его! А Библиотека просит меня успокоиться. Ей легко говорить!
Риох тоже ходит мрачный - предчувствие беды передалось и ему. Дети подавлены. Особенно Шета. Библиотека любит Ахрукму, но не считает членом семьи, как и Джесси. Возможно, не хочет привязывать к себе хобголинов. Но Шета - ее дитя, так же, как и мое, и кентавричка не улыбается и даже плачет во сне. А Питер, не понимая в чем причина, винит себя, почему-то решив, что это его неудачные попытки терапии довели девочку до срыва.