– Расскажи, расскажи всё, как там у вас? А Кру-то как? Ты, небось, там с ним закружилась вся!
У Айви перехватило дыхание, а глаза опять наполнились слезами. Она не смогла выдавить из себя
ни слова, и Эмерита, словно что-то почувствовав, оставила свои кастрюли и замолчала, растерянно
заметавшись взглядом по лицам Грэйккона и Айви. Грэйккон кашлянул и не своим голосом произнёс:
– Кру… погиб, спасая воинов Торниэна от чёрных всадников, – он замолчал и отвернулся.
Эмерита замерла на несколько мгновений, а потом, попятившись назад и нащупав свой чурбачок,
медленно и тяжело опустилась на него. Подбородок её задрожал, она поднесла ладонь к глазам и
затихла. Айви бросилась к ней и, уткнувшись лицом в её колени, залилась горькими слезами.
Эмерита подняла руку и погладила её по голове.
– Ну, дочка… Что ты…Что ты… Всё хорошо…
***
Отряд Торниэна быстро продвигался на север. Они ехали всю ночь – и теперь Северный Лес
остался далеко позади. Дорога шла через редкий подлесок, слегка петляя между невысокими
холмами. Это был торговый тракт, который связывал Элефтерру с Северными Землями. Властитель
тех мест был другом отца Торниэна. Он мудро правил своим народом, поселившимся среди
бескрайних степей за Большой Рекой. Люди его не строили крупных городов, они любили простор
полей – и большая часть их жила в небольших хижинах, покрытых выделанными шкурами. Торниэн
вспоминал свои поездки с отцом в эти края, и как будто снова чувствовал на губах вкус овечьего
молока и полыни.
Они приближались к границе Элефтерры. Владыка вглядывался в серый утренний сумрак и не
мог узнать столь дорогих сердцу мест: деревья вдоль дороги были вырублены, частые деревеньки,
приютившиеся рядом с торговым путём и бывшие некогда весёлыми и многолюдными, теперь стояли
пустые и безжизненные. Некоторые дома были разрушены и сожжены.
Иногда кто-то из воинов начинал нетерпеливо понукать коня и в напряжённом волнении
всматриваться в унылое придорожье, а потом, наконец, радостно восклицал: «А вот и моя деревня!»
или «Во-о-н мой дом, на холме, видите?»
Все поворачивали головы и смотрели в сторону, пытаясь разглядеть что-то сквозь завесу дождя.
Торниэн не смотрел. Только всякий раз его сердце снова сжималось тревогой и болью.
Когда совсем рассвело, они сделали привал. Напоив лошадей из полуобвалившегося колодца и
съев суровый солдатский завтрак, состоящий из сухарей и твёрдого сыра, всадники вновь двинулись
на север. К середине дня они пересекли северную границу страны.
– Нужно послать вестника. – Торниэн повернулся к Друану – и тот, пришпорив коня, проехал
вперёд и поравнялся с Владыкой, – Пусть скачет и сообщит государю, что мы идём ему навстречу.
По моим подсчётам они должны быть недалеко. Я думаю, мы встретим их ещё задолго до
наступления темноты.
– Будет сделано, – коротко ответил Друан и, быстро оглядев своих конников, подозвал невысокого
темноволосого парня на серой в яблоках лошади. Тот стремительно выскочил из строя, словно всё
время только и ждал, когда же, наконец, закончится этот бесконечно-скучный путь и начнётся что-то
стоящее.
Воины оживились, и по их рядам пронёсся радостный вздох:
– Увидим старого Короля! Наконец-то!
Торниэн не мог разделить их радость. Он боялся этой встречи, – боялся той тёмной и бездонной
пропасти непонимания, которая несколько месяцев назад так неожиданно пролегла между ним и
отцом. И, хотя, временами он скучал по отцу так пронзительно, что готов был пасть к его ногам,
забыв про обиду и горечь, но что-то всегда останавливало его – и сердце вновь наполнялось пустотой
и безнадёжностью. И сейчас, накануне встречи, он опять погружался в тягостные воспоминания…
Он вспоминал вечер во дворце, когда его брат, сидя за трапезой напротив отца, заявил:
«Отец, я хочу уехать».
На расспросы он отвечал уклончиво, видимо, не желая выдавать истинную причину своего
решения, мямлил что-то, дескать, государственные заботы – это не для него, а военное дело – тем
более, а он хочет заняться торговлей или чем-то в этом роде. Торниэн понимал, что эти ушлые купцы
с запада, с которыми так быстро сошёлся его брат, и которые так часто гостили у него во дворце,
играют здесь далеко не последнюю роль. Отец тоже это знал… прекрасно знал! Поэтому, когда брат
попросил дать ему его часть наследства, а отец ответил согласием, – Торниэн не мог этого понять.
«Отец, зачем ты позволяешь ему это? Почему ты согласился? Неужели ты не понимаешь? Какая
торговля? Какое «своё дело»? Что за бред он вбил себе в голову?»