Ксана пискнула испуганной мышкой и метнулась, уклоняясь в сторону, прочь! Но реакция сталкера оказалась лучше — он поймал её за руку и рывком притянул к себе. Стиснул оба запястья как клещами — не вырваться, как ни старайся!
— Что же ты… Только своих вонючих снорков ласкаешь, а нормальными мужиками брезгуешь? — выдохнул он ей в лицо, и девушка почувствовала исходящий от его рта запах алкоголя. Да он пьян!!!
— А чем, например, я хуже твоего… как его там… Острозуба? А, Ксанка?
Ксана с короткими тихими стонами вырывалась, но все её попытки были тщетны. Туту держал её крепко, и ещё этот его взгляд…
— Снорочья самка… — глухо и как-то зло прошептал он ей на ухо, обдавая горячим прерывистым дыханием. — Небось, не только бегала и трахалась с ними, но и человечинку ела, да, Ксанка? Ведь ела, я же тогда, лет шесть назад, видел, как эти тварюги сожрали на Свалке одного новичка, а ты смотрела на это и лыбилась! — он встряхнул её, потом ещё раз. — Что, разве неправда? Отвечай, ты…
Девушка дико вскрикнула и рванулась из его рук. Забилась, словно пойманная в капкан зверушка. Никакого эффекта — только ещё больнее стало запястьям. И невыносимо-горячо — щекам. Как будто от кострового жара…
…Только отец знал об этом постыдном эпизоде её биографии. Как-то раз Стая подъедала припрятанные запасы. А она, Детёныш, тогда только-только прибилась к ним, ещё не различала, что можно есть, а что нельзя… Зубастик кинул ей кусок мяса от полуобглоданного тела, и она взяла. Но, должно быть, труп пролежал довольно долго и начал разлагаться. Потому что всего-то от пары маленьких кусочков мяса Ксанка почувствовала себя настолько отвратительно, что едва-едва сумела доползти до ручейка с водой. Там и свалилась в корчах. Потом долго болела, но навсегда усвоила урок: ЭТО есть нельзя — будет очень плохо и больно! С тех пор она не повторяла опытов поедания человечины — как бы голодна ни была и как бы ни угощали братья-снорки. А потом и Панас подтвердил ей, что люди не едят людей, что этого нельзя делать ни в коем случае!
Но постыдное воспоминание так и осталось в глубине её памяти горчащим мутным осадком. И вот теперь этот Туту взбаламутил всё так, что Ксана снова почувствовала знакомую тошноту.
— Не… не смей… — потрясённо, давясь слезами, прошептала она, с отчаянием глядя ему в глаза. — Ты же не знаешь… ты ничего… не…
Вместо ответа он тихо рассмеялся, и от этого смеха Ксана едва не лишилась чувств.
— Пожалуйста… — в смятении пролепетала она. — Пожалуйста… не надо… не тронь…
— Дурочка… — хрипло и почти ласково повторил сталкер, щекоча губами и дыханием её висок. — Не бойся…
Он ухмыльнулся и вдруг ловко повалил её в траву и тут же навалился сам, прижав к земле всем своим весом.
Он ещё даже не успел дать воли рукам, но даже совершенно неопытная в общении с мужчинами Детёныш каким-то мгновенным наитием поняла: сейчас с ней сделают что-то такое… очень нехорошее. Мерзкое. Отвратительное. Такое, что потом ей придётся бежать в Зону, обратно к Стае — ибо ЭТО заставит её окончательно возненавидеть людей. Всех!
В следующий миг Ксана пронзительно — все кабаны и псевдоплоти Зоны удавились бы от зависти! — завизжала прямо в ухо своему обидчику, резко выгнулась и рванулась так сильно, насколько могла. Туту немедленно отпустил одну её руку и попытался зажать ей рот, чтобы не кричала. Этого хватило.
Стремительный и беспощадный снорочий взмах — и на правой щеке насильника вспыхнули три ярко-алые дорожки от её ногтей! Туту взвыл и выпустил девушку, откатившись в сторону и зажимая окровавленную щёку. Ксана не стала дожидаться, когда он встанет и захочет расправиться с ней. Тем более — со стороны Деревни уже звучали приближающиеся тревожные крики бегущих сюда людей. Девушка метнулась к дому и краем глаза заметила, как и её обидчик проворной тенью ускользает в темноту. Вовремя — ибо кое-кто из подбежавших сталкеров, не разбираясь, пальнул в его сторону. Попал или нет — неизвестно. Да она и не стремилась это узнать. Прочь, скорее прочь!!!
Не отвечая на тревожные вопросы, которыми её засыпали прибежавшие люди, Ксана растолкала всех и со всех ног кинулась домой. Только там, заперев дверь и зарывшись лицом в подушку, она дала волю слезам.
…Мамо-Зона, а ведь ещё отцу рассказать придётся… А что сотворит Панас с обидчиком дочери, когда дознается? И… что сделают с «собратом» те вольные сталкеры, у которых она была любимицей?..
Нет… Нет. Нет! Нет!! Не-е-е-е-е-ет!!!..
Не думать… Не вспоминать… Забыть… О-о-о-о!!!..