Молчание Мэй говорило о многом. Я переступил с ноги на ногу, внезапно занервничав.
— Т-ты знаешь, к-кто есть о-остальные л-люди на этой к-картине?
Она указала на центральную фигуру, с бездушными глазами и в темных одеждах, ее голос слегка дрожал:
— Аид. Я знаю, он и есть Сатана. — Она поджала губы, и ее очаровательная угрюмость вернулась. — Он выглядит так же, как дьявол в Писании.
Я указал в направлении коричневой скамейки через двор.
— Присядь.
Мэй последовала моему указанию, и мы направились на мое любимое место напротив фрески, где я любил сидеть, курить и думать. Конечно, именно здесь я предпочитал думать о ней. Хотя не скажу ей об этом, или о том, как чертовски странно то, что она сейчас сидит рядом со мной.
Мэй устало села, проверяя, аккуратно ли лежит платье, чопорно подогнула ноги, ее руки легли на колени, перед тем как она прислонилась ко мне.
— Ты с-слышала про г-греков?
— Да, немного. Сейчас представляю, что это совсем мало. За последнее время я поняла, что то немногое, чему нас учили в общине о жизни за ее пределами, было ложью.
Усмехнувшись, я ответил:
— Д-древние греки не в-верили в единого б-бога. Они в-верили во множество б-богов.
Она ахнула и приложила руку к сердцу.
— Это богохульство! Есть только один истинный Бог.
Я пожал плечами, вытащил курево из заднего кармана джинсов и закурил. Религия не играет никакой роли в моей жизни, и мне плевать, если этим я задел чьи-то чувства. Байкеры не были столь любезны, чтобы соответствовать пожеланиям общества. На самом деле, у них была чертовски полярная позиция.
Мэй закашлялась.
— Почему ты вдыхаешь это?
— Это... это... — Я сделал паузу и прочистил горло. — Успокаивает меня, — сдержанно ответил я.
Видя ее сморщившийся носик, я не смог удержаться от улыбки.
— Но это воняет, — воскликнула Мэй.
Я засмеялся.
— Ты так д-думаешь, д-детка?
Она уверенно кивнула, ее красивое лицо стало забавным. Я бросил окурок на землю, повернулся и нажал на кончик ее носа:
— И именно поэтому ты н-никогда не начнешь курить это дерьмо. Т-так?
Я был таким милым... игривым. Дерьмо! Кай за это сделает во мне новую дырку.
— Правильно. — Мэй согласилась и смотрела на меня несколько секунд, прежде чем подвинуться на скамейке, смещаясь ближе к моей вытянутой руке.
— Ты говорил о греках, Стикс.
Снова сделав глубокий вдох, я начал.
— С-согласно учению древних г-греков, было т-трое братьев богов: Зевс, П-Посейдон и А-Аид. Они свергли их о-отца, правящего б-бога К-Кроноса, в бою. Они т-тянули жребий, чтобы решить, какими областями к-каждый из них будет повелевать, т-теперь, когда К-Кронос с-сослан.
Мэй расположилась ближе.
— Что случилось дальше?
— З-Зевс получил в-власть над небом, П-Посейдон над водой, и А-Аид над подземным миром — не ту р-работу, которую каждый из них х-хотел на самом д-деле. Я показал на картину подземного мира: темные реки, равнины, охваченные пламенем, отвратительно ужасные фигуры демонов.
— Таким образом, подземный мир — это ад? Аиду был дан Ад? Как жаль.
Я издал тихий смешок на то, как она говорила, словно героиня древней дерьмовенькой повести с небольшим старым добрым протяжным техасским акцентом
— Да и н-нет.
— В чем отличие?
— Подземный м-мир — это вход во в-всё, во все м-места, куда душа может попасть после с-смерти. Когда л-люди умирают, они отправляются в п-преисподнюю, где их с-судят по делам земным, и одних о-отправляют в Э-элизий, который как н-небеса, я полагаю. Река з-забвения, Лета, из которой души п-пьют, чтобы забыть свою ж-жизнь, чтобы иметь возможность снова в-возродиться. Или, если души в-вели н-неправедную жизнь, их отправляли в T-Тартар, который, как т-ты думаешь, и есть Ад — с-самое худшее место из в-возможных. Аид п-правил всем этим, у-убеждаясь в том, что к-каждый получает по з-заслугам.
Мэй притихла. Я подумал, что это слишком много для нее, чтобы принять сразу, когда она сказала:
— Это река на картинке называется Стикс, да? Это твое клубное имя.
— Верно.
Она приподнялась, изучая большую реку, потом ее волчьи глаза уставились на меня.
— Если Лета является рекой забвения, то, что символизирует река Стикс?
Я выдохнул сдерживаемое дыхание.
— Ненависть[42].
Мэй провела пальцем по моей израненной щеке, на ее лице застыло сожаление.
— Они представляют собой такие печальные вещи.
Я положил руки поверх ее ладоней, размещая их на своих щеках.
— Да, д-детка, так и есть. Жизнь т-тяжела. С-смерть еще сложнее. Нет с-смысла посыпать д-дерьмо сахаром.
42
Не совсем так. Стикс — не ненависть, а «ненавистная». Стикс — божество реки, вода которой обеспечивает крепость клятвы. Даже бог не может ее нарушить, вернее, может, но десять лет ему понадобится, чтобы искупить эту вину. Клятва на водах Стикс — самая страшная. Поэтому и ненавистная, высший уровень обязательств.