— Почему твой клуб пожелал быть названным в честь скорбной части истории, неудачной — почему не назваться в честь бога неба или бога воды?
На ее лице отразилось волнение, потом надежда. Она думала, что нашла нам лучший путь, нашла нам искупление — это было самым странным из того, что я слышал в течение длительного гребаного времени. Даже если в этом нет смысла.
— Г-головное отделение — п-первый к-клуб — Палачей Аида б-было создано з-здесь, в Остине. Мой дед был о-одним из основателей. Он в-воевал во В-Вьетнаме. Гребаная в-война вытрахала ему м-мозги. Не смог с-справиться с жизнью, к-когда в-вернулся обратно. Единственное, ч-что он знал, это как убивать и е-ездить на Харли. Не удалось задержаться н-на гребаной р-работе. О-он и многие ветераны к-как он, создали этот мотоклуб. Они в-всегда были м-моей семьей. Н-не знаю ничего д-другого.
Я мог видеть на ее лице, она до сих пор не поняла это.
— Д-детка, ветераны видели такое д-дерьмо, что н-не могли спать по н-ночам. О-они делали вещи, которые внушили и-им страх с-смерти. Не было никакого бога неба, бога в-воды или любого другого бога, способного в-вытащить их из жизни в а-аду. Когда они вернулись в США, то в-воспринимались как палачи, н-насильники, убийцы д-детей. Когда л-люди у-услышали, что война заставляла их д-делать, они были изгнаны из общества, о-отвергнуты. Так же, как был изгнан А-Аид. Если ты ж-живешь в аду достаточно долго, д-детка, ты и сам с-становишься грешником. Зачем пытаться б-быть хорошим, когда л-люди уже решили, что ты слишком и-испорчен, чтобы с-спастись?
Она вздохнула и положила руку на мою голую грудь.
— Ты не такое уж зло, как думаешь, Стикс. Ты хороший человек.
Я хотел в это поверить, согласиться, но она заслужила правду.
— Да, д-детка, я зло. На мне г-грехов больше, чем ты сможешь п-представить. — Я провел руками по лицу. — Пришло в-время и-истины. Я плохой… о-отравлен в моей гребаной проклятой д-душе.
Выражение лица Мэй стало озадаченным, и она отстранилась от моей руки. Внезапно, она встала, и я подумал, что она собирается бежать. Мои челюсти сжались, приготовившись к неизбежному, но вместо этого она всматривалась в картину, стоя ко мне спиной, ее черные длинные волосы разлетались по ветру.
Чертовски красиво.
Обернувшись, Мэй встала между моими ногами и посмотрела вниз — на меня. Я видел, как дрожат ее пальцы, как она прикусила полную нижнюю губу, потом она подняла руку и нежно провела пальцами по моим волосам.
Я прижался к ее рукам. Мне двадцать шесть лет, и вот от одного прикосновения я готов был кончить себе в штаны.
— Д-детка.
— Тебя не должны были называть ненавистью, Стикс.
— Я-я делал разное д-долбаное дерьмо. Честно говоря, я н-не собираюсь меняться. Я п-проклят. Я с-смирился с этим.
Мэй просто смотрела на меня и продолжала зарываться маленькими ручками в мои волосы.
— Ты не сделал мне ничего, кроме добра.
Сглотнув, я прохрипел:
— Только тебе.
— Почему только мне? — спросила она, нахмурившись.
Я пожал плечами, взял ее за руку, и переплел ее пальцы со своими. Когда я посмотрел на ее сморщившийся носик, то поцеловал ее в центр ладошки.
— Н-не спрашивай о т-таком д-дерьме.
— Почему нет? — прошептала она, глядя, как я ласкаю ее руку.
— П-потому что у меня нет г-гребаного о-ответа. Никогда, я н-не был т-таким ни с кем… кроме т-тебя.
Со вздохом, я уткнулся головой в ее плоский живот. Отпустив руку, я схватил ее за талию. И держался очень крепко. Это чувство сбивало меня с ног, я получил гребаный нокаут уже в первом раунде. Я чувствовал, как она расслабилась в моих объятиях, коснулась пальцами моей головы.
— Я о-объясню т-тебе, Мэй. Я у-убиваю людей. М-мне даже нравится это, и-и… — здесь нужно нанести решающий смертельный удар, — я б-буду делать это с-снова и снова. Такова м-моя жизнь.
Ее дыхание участилось, и она схватила меня за запястье так чертовски сильно. Мэй неуверенно встала, и я убрал свои руки от ее лица. Она снова подошла к фреске, оставив меня на скамейке, и провела рукой по лицу Персефоны.
— Я уже знаю достаточно много о тебе, Стикс. Я не слепая и не глухая по отношению к происходящему здесь. Но ты не можешь отправить меня прочь.
Она подошла снова и оседлала мои бедра, прижимаясь своим лбом к моему, когда я схватил ее за задницу.
— Персефона, богиня, жила с Аидом, разве нет? Она поддерживала его, даже когда другие думали, что она поступает неправильно?
Я медленно кивнул.
Ее длинные ресницы опустились, а затем взлетели вверх.
— Она влюбилась в темного господина, хотя это кажется неправильным, так?
Я снова кивнул. К чему она, черт возьми, ведет?