— Пришло твое время, Саломея. Ты должна исполнить свой сестринский долг. — Сестра Ева громко вздохнула и нагнулась ко мне, чтобы взглянуть мне в глаза. — Не буду тебе врать, Саломея. Сегодня ты испытаешь нечто странное и неудобное, но это должно произойти. Ты достигла подходящего возраста. И другого пути нет.
— Что случится? Для чего я стала взрослой? — спросила я.
Сестра Ева просто отступила и дернула меня, пока я снова не начала шагать. Я пыталась задавать еще вопросы. Но сестра Ева отказалась отвечать. Она не хотела меня слушать. После еще пары неудачных попыток вытянуть из нее больше информации, я неохотно замолкла и послушно последовала за ней в большую комнату.
То, что я увидела, заставило меня оцепенеть от страха. Помню, воздух был наполнен туманом с тяжелым, земляным ароматом дыма. Большие бутылки с витыми трубками стояли повсюду. Пол был устлан матрасами и белыми подушками; все они были заняты. Братья и послушники — все они были без одежды, расположившись позади сестер всех возрастов — молодых и старых, они что-то делали с ними. Сестры тоже были голыми. Они стояли, склонившись головами к полу, руки сомкнуты за спиной. Пророк Давид сидел на приподнятой сцене с тремя старшими сестрами. Он касался их обнаженных тел. Затем касался себя... там, пока наблюдал за множеством пар, которые были в комнате.
Сестра Ева почувствовала мое сопротивление, когда я оглядела комнату. Затем она наклонилась и прошептала:
— Если ты откажешься, только хуже себе сделаешь. Поверь, девочка, наказание за отказ будет гораздо, гораздо хуже.
Помню, как медленно, испытывая внутренний трепет, кивала. Я знала, что могу и не выдержать еще одной встречи с плетью.
Ужас охватил меня, когда я последовала за Сестрой Евой на другую сторону комнаты, а брат Гавриил смотрел, как я шла. Он улыбнулся мне, в момент, когда раскачивался взад и вперед за темноволосой сестрой, пригвожденной к полу. Я не понимала, что он делал с ней в такой позиции. Сестра оставалась молчаливой, когда он хмыкнул и громко застонал, и его руки захватывали каждый дюйм ее голой кожи.
Я помню, как ужас охватил меня, пока я смотрела. Затем Сестра Ева сбросила мое платье и толкнула на пол, устанавливая в ту же позицию — голова вниз, руки, сцепленные за спиной... в какой находилась каждая Сестра в комнате. Запаниковав, я изо всех сил постаралась встать, но тяжелый вес сестры Евы удерживал меня. Это заставило меня еще сильнее бороться.
Сестра Ева раздраженно вздохнула. Вдруг, я перестала чувствовать ее хватку и медленно села. Хорошо помню, как побледнела, когда поняла, что Сестра собирается сделать.
Сестра Ева быстро вернулась ко мне, держа устройство. Оно выглядело как медвежий капкан: два металлические дуги, скрепленные шарнирами, каждая дуга была усеяна большими, остроконечными зубцами. Помню, я перестала дышать, когда она опустилась на колени рядом со мной.
— Я установлю это между твоих ног. Сдвинешься, и зубцы вопьются в твою кожу. Мы используем это, чтобы поощрять Сестер оставаться неподвижными. Мой тебе совет: подумай о каком-нибудь приятном месте и оставайся там. Научись блокировать боль.
«Боль?» — подумала я. — «Что она имела в виду?»
Затем Сестра Ева опрокинула меня лицом в пол. Снова вернув в нужную позицию. Потом мои ноги раздвинули, и она установила «капкан» между моими бедрами. Острые металлические зубы врезались в мою плоть, как только я начала бороться в попытке освободить себя. Вспоминаю, как стала плакать от сильной боли, рожденной металлическими зубцами, впившимися еще глубже в мои бедренные мышцы, когда я дернулась снова.
Спустя некоторое время, я знала: сопротивляться бесполезно. Я не могла двигаться. Я была поймана в эту ловушку, и такая позиция очень скоро стала мне до боли знакомой.
Тяжело дыша, помню, что изо всех сил пыталась остаться спокойной. Мои глаза бегали по комнате. Тогда девушка рядом со мной повернула голову и посмотрела мне в глаза.
Это было Белла. Моя сестра.
В тот же момент она поняла, что это я рядом с ней. Слезы хлынули из глаз, и она одними губами произнесла:
— Все будет хорошо. Я люблю тебя.
Еще одна волна паники прокатилась по мне, когда я почувствовала, большие, грубые руки, захватившие мои бедра. Глаза Беллы расширились от сочувствия. Я кричала и извивалась, пытаясь вырваться. Сами по себе, мои руки рванулись немного вперед, но ловушка на бедрах быстро напомнила о себе. И уже через несколько коротких секунд борьбы, как и предсказывала Сестра Ева, всё просто стало слишком болезненным, чтобы двигаться.
Тогда-то это и случилось ...
Моя невинность была потеряна навсегда, и началась выплата моего сестринского долга. Я не разрывала зрительный контакт с Беллой. Мы обе соединены кровными узами. Мы поддерживали друг друга, помогали друг другу следовать рекомендациям Сестры Евы: попасть в хорошее место, чтобы блокировать боль. Белла говорила мне, что она любит меня — снова и снова, в каждый момент этого ужасного акта.
Потом, когда все было кончено, я выбежала из прокуренного помещения. Помню, оглянулась только чтобы увидеть брата Гавриила, снова оскверняющего Беллу. Я перепрыгнула через расслабляющихся братьев. И никогда не забуду, как сестры выглядели: они были такие застывшие, полностью лишенные чувств.
Мы все выглядели как призраки.
После этого, я побежала в лес. Не позволяя себе останавливаться, пока не достигла ограждения. Пять минут спустя, я услышала шорох, и появился мальчик по другую сторону большой проволочной сетки. Помню, я подумала, что он не мог быть намного старше меня, разве что на несколько лет. Он был темноволосым и высоким, с самыми прекрасными карими глазами, которые я когда-либо видела. Он был красивым.
Заметив меня, лежащей на лесном настиле, он подошел, зашевелил руками, но ничего не сказал. Он заставил меня почувствовать себя в безопасности. Отвлекал меня от боли. Он стал светом, когда меня поглотил мрак… Подарил мне что-то вроде поцелуя. А затем ушел, чтобы никогда не встретиться снова, до этих пор, пятнадцать лет спустя... когда он дал мне хрупкий драгоценный дар еще раз... возрождение надежды.
Я не могла отвлечься от воспоминаний, сидя на мягком матрасе в тихой комнате Стикса. На матрасе, который пах им. Я была так молода, когда была вынуждена обслуживать мужчин, и я ненавидела всё это каждую минуту. То, что Стикс только что дал мне — это было нечто, чего я никогда не чувствовала ранее. Это был огонь, пылающий огонь в нижней части моего позвоночника. Это было давление, которое не описать словами. А потом огонь превратился в неистовое пламя, и я не могла его контролировать.
Я вцепилась в спинку кровати, пытаясь избежать этих эмоций, но в то же время, желая, чтобы восхитительное чувство стало еще интенсивней. И затем он коснулся меня... там... и я взорвалась. Я распалась на крошечные частички, моя душа озарилась светом — так много, но недостаточно. Я пристрастилась мгновенно.
Жаждущая, молящая о продолжении, я сильнее вжалась в Стикса. Пророк Давид так ошибался — это так хорошо, это не может быть грехом. Женщины тоже должны получать удовольствие.
И вот тогда все закончилось. Стикс пожалел, что прикоснулся ко мне. Он в ужасе отпрянул, как только увидел мои шрамы — неразрывную, постоянную связь с моим прошлым. Он так быстро оставил меня, в одиночестве, голую в своей большой и холодной постели.
Он оставил меня.
Оставил меня здесь, смущенную, разгоряченную, тоскующую... желающую его.
Нет, я не буду лить слезы, рвущиеся наружу. Его отказ не уничтожит меня. Я не могу, не поддамся, больше мужчина не сломит мой дух. Даже если Стикс тот самый человек, который может вызвать во мне такое острое чувство… безнадежности.