Наконец заметив меня, племянница визжит: «Тетя Клаудия!», словно я какая-то знаменитость. Зои творит чудеса с моей самооценкой.
– Эй, Зои! – кричу я. – Ты приехала ко мне на выходные?
– Ага! – вопит в ответ она. – И мама сказала, что я могу ложиться во сколько захочу и есть что угодно!
Перевожу взгляд на Мауру, чтобы та подтвердила слова дочери. Сестра устало пожимает плечами. Она выглядит одинокой и отчаявшейся, и слишком обессиленной, чтобы спорить о времени отхода ко сну или о сладких хлопьях. Интересно, неужели уже берется курс на «подкупи своего ребенка», которым зачастую следуют разведенные родители? Все дети знают, что у развода родителей есть одна выгодная сторона – возможность манипулировать чувством вины, замотанностью и состязательным духом мамы и папы, чтобы выжать максимум пользы для себя любимого из обоих лагерей. Помню, когда мама ушла от нас, у меня стало вдвое больше рождественских подарков, причем их цена тоже удвоилась.
Зои отпускает руку Мауры и ковыляет ко мне. Наклоняюсь, чтобы завязать ей шнурки на бантик. Потом целую племянницу в холодную розовую щеку и шепчу ей на ухо:
– Угадай, что я для тебя приготовила?
– Что? – подпрыгивает от нетерпения Зои.
– Печеньки «Поп-тартс»!
Зои обожает клубничные печенья, но прежде они ей доставались только по особым поводам. До недавнего времени Маура сходила с ума по органическим продуктам.
– С каким вкусом? – теребит меня Зои.
– Клубничные. С глазурью и обсыпкой, – искушаю я. – Парам-пам-пам!
Зои лучится улыбкой. До чего же приятно, когда кого-то так легко порадовать. Жаль, что я не могу помочь решить проблемы и Мауре. Я выпрямляюсь и обнимаю сестру. Под пальто от «Берберри» чувствуются ребра и костлявые плечи.
– Ты стала совсем худющая, Маура, – хмурюсь я. – Я за тебя волнуюсь.
Маура вздыхает и касается скулы.
– Знаю. Выгляжу изможденной, да?
– И никакой не изможденной, – возражаю я. – Просто слишком худой. Нужно следить за собой.
– Забавно, – говорит Маура. – До этой недели я всерьез считала, что нельзя быть слишком богатой или слишком худой. Сейчас я уже не так в этом уверена. Лучше бы я была бедной и толстой, но счастливой.
Зои перебивает мать возгласом:
– А Джесс дома? Можно мне будет примерить ее туфли?
– Конечно! Все сто пар! – подхватываю я, думая, что если в глазах Зои я выступаю в роли какой-никакой знаменитости, то Джесс уж наверняка занимает позицию вровень с Мадонной. Даже шестилетка не может не заметить превосходство в красоте и стиле.
Маура бросает взгляд на свои часики от Картье и опять вздыхает.
– Ладно. Мальчики у Дафны, а Скотт ждет меня к восьми. Пожалуй, мне пора домой.
– Удачи, – напутствую я. Затем беру сестру за руку и заверяю, что люблю ее. Мы с Маурой редко говорим это друг другу, хотя никогда не подвергаем сомнению.
– Спасибо, Клаудия. Я тоже тебя люблю, – слабо улыбается Маура. Затем присаживается перед дочерью и убирает с ее лица прядь волос. – И тебя, тыковка.
– Люблю тебя, мамочка, – откликается Зои и обнимает мать за шею.
– Веди себя хорошо, слушайся тетю, – наказывает Маура.
– Хорошо, мама.
Маура улыбается дочери, потом встает и смотрит на меня.
– Позвони, когда сможешь, – прошу я.
Она кивает, разворачивается и быстро идет к серебристому «рейнджроверу», цокая шпильками ботильонов по асфальту. Несколько секунд я смотрю ей вслед, охваченная тревогой. Предстоящий мне обед в «Таверне Пита» кажется вполне обыденным в сравнении с тем, что ждет сестру в эти выходные. Наверное, сказывается переменная "три невинных ребенка" в уравнении, которое решает Маура, троих невинных детей.
Опускаю глаза на Зои и вижу, что она тоже выглядит обеспокоенной. Девочка щурится, глядя, как мать заводит машину и отъезжает от обочины. Маура машет нам и слегка бьет по клаксону. Зои машет в ответ и одними губами произносит:
– Пока, мамочка!
Я никогда прежде не видела племянницу такой печальной и невольно задумываюсь, в чем причина ее грусти: чувствует ли она неладное или просто слишком мала, чтобы две ночи провести вне дома. Взъерошиваю ее волосы и шучу:
– Готова залезть в теплую духовку, Зои-пирожочек?
Она кивает и с восходящей интонацией говорит:
– Тетя Клаудия?
– Да, милая? – замираю я, страшась ее вопроса.
И, конечно, она задает один из фирменных.
– Почему мама такая грустная?
– Мамы иногда грустят, вот и все, – даю я универсальный ответ.