– Нет, – признает мама.
Тони резко замечает:
– Эти люди такие же родственники. Но ведь их общение с ребенком никаких неудобств не доставляет, верно?
Мама кивает.
Тони развивает успех:
– Родители есть родители. Дети знают, кто для них главный. Мы занялись открытым усыновлением, потому что его предпочла биологическая мать. И она выбрала нас. Эмбер не захочет ломать собственную судьбу, вмешиваясь в жизнь нашего сына.
Дафна подводит итог:
– Биологические родители ребёнка – часть его самого. Это правда вне зависимости от того, познакомились бы мы с Эмбер или нет. И мы хотим, чтобы наш сын её знал. Думаем, так будет лучше для всех. В теории это может показаться странным, но, встретившись с Эмбер, вы сами увидите, что такой путь – самый правильный.
Я знаю, что Дафна подразумевает под этими словами. Когда смотришь на дело со стороны – это одно, а когда примеряешь его к себе и близким людям – совсем другое. И несколько примеров этого феномена сидят сейчас за этим столом. Может, теоретически мне и сёстрам, и даже папе, следовало бы ненавидеть маму. Но мы ее не ненавидим. Мы терпим и даже любим Веру, несмотря на её натуру. Может, теоретически женщина должна уйти от мужчины, который ей изменяет. Но в случае Мауры такой выход неверен. Может, теоретически я и не считала для себя желательным обзаводиться детьми. И до сих пор не считаю. Но глядя, как Тони с Дафной смотрят друг на друга, я задумываюсь, а что бы я чувствовала, если бы вновь была с Беном и ждала ребёнка. Нашего ребенка. И впервые за всю свою жизнь я почти его захотела.
Глава 31
Дафна пытается уговорить меня переночевать у нее, но я отказываюсь, ссылаясь на несделанную работу. Правда же в том, что мне просто хочется побыть одной, упиваясь жалостью к себе без свидетелей. И следующие три дня именно этим я и занимаюсь. Тону в «а если бы…», «что могло бы быть» и «чего никогда не будет».
Каждый день, проснувшись, когда получится, принимаю душ и чищу зубы, но на этом уход за собой заканчивается. Заказываю еду с доставкой, чем жирнее, тем лучше. Топлю горе в вине, открывая бутылки задолго до темноты. Слушаю грустные песни или веселые, напоминающие мне о Бене, а значит, тоже грустные. Читаю старые журналы. Перебираю наши фотоальбомы и коробки, забитые театральными программками, билетами на концерты и записками, которые мы оставляли друг для друга на кухонном столе. Простые обыденные слова вроде «Вернусь через час. С любовью, Бен». Я переживаю заново наше прошлое, дольше всего смакуя крохотные, интимные и на первый взгляд незначительные моменты. Моменты, когда я верила, что мы с Беном вместе навсегда.
Не отвечаю на телефонные звонки и не выхожу из квартиры до воскресного полудня. Местные новости и вид за окном дают мне знать, что на улице промозгло и сыро, но я все равно не надеваю ни перчатки, ни шарф, ни шапку, а накидываю только куртку на подкладке из искусственного меха. Тяжелая дверь квартиры захлопывается за мной, и я вдыхаю холодный воздух. Приятно до боли. Иду куда глаза глядят, плетусь шаг за шагом по почти пустынным улицам, пока не оказываюсь на скамейке в парке Вашингтон-сквер. За столиком неподалеку два старика играют в шахматы. Они выглядят близнецами, но, возможно, просто в моих глазах все старики похожи друг на друга. В любом случае эти двое почти зеркально отражают друг друга: одинаковые узловатые руки в пигментных пятнах, темно-коричневые кепи и черные ортопедические ботинки, носы которых смотрят чуть в стороны из-под складных стульев. Я знаю лишь основы шахмат – какая фигура как ходит, – но все равно притворяюсь, будто обдумываю стратегию игроков. Сосредоточенно хмурюсь и киваю, словно говоря: «О! Блестящий ход. Ты его уел!» Старики не обращают внимания на единственную зрительницу, отчего я чувствую себя невидимой, словно ветер, и неизбывно одинокой. Проходит, наверное, час, прежде чем один из них наконец молча выигрывает, даже не произнеся: «Шах и мат».
Встаю и иду домой на ветру в темноте, не в силах думать ни о чем, кроме Бена и Такер, как радостно они смеются там, где светло и тепло, наслаждаясь своей помолвкой.
Тем же вечером беру телефон, намереваясь позвонить Бену и отменить нашу встречу. Оправдание заготовлено из серии «на работе завал». Возможно, я даже воспользуюсь банковским выражением Джесс: «Нужно тушить пожар». Вспоминаю, как Бен однажды поддразнил Джесс, сказав: «Это оскорбительно для славных пожарных, – и добавив, – и не обижай так Чарли», подразумевая моего первого парня.
Но пока происходит соединение, я быстро отключаюсь, решив дождаться утра и уж тогда позвонить в последний раз. Вдруг Бен сейчас с Такер? Невыносима сама мысль о том, что Такер будет маячить неподалеку или даже сидеть на полу вплотную к Бену и слушать мой голос в трубке. Это лишь насыплет соль на рану, а мое состояние вполне можно так назвать.