– Да, – кивнул Бен. – В нашей семейной жизни есть чудесные моменты.
Эти слова ввергли меня в еще более черную меланхолию, но я не стала акцентировать на них внимание. И даже не пыталась разговорить Бена, когда он держался необычно молчаливо весь полет на Карибы.
Я не слишком волновалась до самого вечера. Мы заселялись в номер и распаковывали одежду и туалетные принадлежности. Я на секунду остановилась полюбоваться из окна на море и, поворачиваясь к чемодану, краем глаза заметила отражение Бена в зеркале. Его губы были сжаты в полной раскаяния гримасе. Я испугалась, вспоминая, что моя сестра Маура однажды сказала о мужчинах, изменяющих своим женам. В этой области она собаку съела, так как, по достоверным сведениям, её муж Скотт изменял ей как минимум с двумя женщинами. «Берегись, если мужик ведет себя очень мерзко или очень мило, например, внезапно начинает ни с того ни с сего дарить цветы или украшения, – поучала она. – Или безо всякого повода устраивает романтические сюрпризы. Это совесть. Он так пытается загладить вину за какой-то свой проступок». Я попыталась успокоиться, убеждая себя, что это просто паранойя. Мы с Беном частенько неожиданно срывались куда-нибудь на пару дней, особой причины нам никогда не требовалось.
Но мне все равно хотелось развеять навязчивый образ Бена, прижимающегося к потной богемной любовнице, и я села на кровать, сбросила шлепанцы и попросила:
– Бен, поговори со мной. Что тебя гложет?
Он с трудом сглотнул и сел рядом. Кровать слегка прогнулась под его весом, и от этого я еще больше лишилась равновесия.
– Не знаю, как это лучше сказать, – надтреснутым голосом произнес Бен. – Поэтому просто скажу как есть.
Я кивнула, чувствуя подступающую к горлу тошноту.
– Давай.
– Думаю, я все же хочу детей.
На меня нахлынуло облегчение, и я даже рассмеялась.
– Ты меня напугал. – Я снова засмеялась, уже громче, и открыла бутылку ямайского пива из мини-бара.
– Я серьезно, Клаудия.
– Что это на тебя нашло? Это из-за Энни и Рэя?
– Возможно. Даже не знаю. Просто такое чувство, – вздохнул Бен, прикладывая руку к груди.
«По крайней мере, он мне не изменил», – подумала я. Предательство такого масштаба невозможно изгладить или забыть. А мимолетное желание стать отцом, несомненно, скоро пройдет. Но когда Бен принялся перечислять причины, почему ребенок не так уж и плох, и бормотать, что нужно передать мир потомкам, мое облегчение сменилось чем-то иным. Ощущением, будто все валится из рук, ускользает сквозь пальцы.
Стараясь сохранять спокойствие, я выдала довольно убедительную речь. Напомнила Бену, что все эти родительские заморочки нам чужды. Напомнила, что наши отношения основаны на уникальной связи нас двоих и о том, что трое и больше – это уже толпа. Напомнила, что с ребенком мы не смогли бы вот так сорваться и прилететь сюда. Что с ребенком мы окажемся навечно прикованы к дому.
– Но у нас будет много всего другого, – возразил Бен. – Вдруг мы действительно лишаем себя чего-то здоровского? Никогда не слышал, чтобы кто-нибудь говорил, что жалеет о рождении ребенка.
– А если бы кто-то и жалел, неужели так бы прямо и признался? – съязвила я.
– Может, и нет, – кивнул Бен. – Но я все равно не думаю, что кто-то об этом жалеет.
– Совершенно не согласна. То есть почему тогда существуют школы-интернаты? Само существование интернатов уже кое-что доказывает, верно? – спросила я.
Частично насчет интернатов я шутила, но Бен не засмеялся.
Я вздохнула и решила круто сменить тему, сосредоточиться на чем-то приятном. Показать Бену, чего нам будет не хватать, если появятся спиногрызы.
– Давай переоденемся и пойдем поужинаем, – предложила я, между делом включая на портативном магнитофоне песню «Одна любовь». Уверена, ничто не способно вернуть в свободное, не обремененное детьми настроение так, как голос Боба Марли.
Но несмотря на мои тщательные попытки хорошо провести время, остаток выходных прошел во все более нарастающем напряжении. Мы общались натянуто, а настроение Бена изменилось к худшему, став из меланхоличного подчеркнуто скорбным. На третий и последний вечер на острове мы поехали на такси в «Асоларе», ресторан с фантастическим видом на Крус-Бэй. Мы ели почти молча, отпуская реплики лишь о закате и отлично приготовленном лобстере. Когда официантка принесла нам кофе и шербет, я подняла глаза на Бена и сказала:
– Знаешь что? Мы же договорились.
Едва эти слова слетели с моих губ, я поняла, насколько нелепо они прозвучали. Брак – это никогда не окончательная сделка. Даже если у супругов имеются общие дети. Хотя это, безусловно, помогает четче определиться с некоторыми статьями. И комичность моей проговорки показалась мне ужасно грустной.