— Ты доверяешь мне? — тон Норт казался слегка удивлённым.
— Не ты обманула моё доверие, — отозвался Маркус, не желая более обсуждать ситуацию, произошедшую с народной дружиной.
— Сделаю всё, как надо, не переживай, — Норт одарила его самоуверенной улыбкой, и Маркус не смог сдержаться, чтобы не поцеловать эти улыбающиеся губы.
Норт смущённо выбралась из его объятий и не теряя улыбки тут же отправилась к группе SQ800. Проводив девушку взглядом, Маркус, Джош и Саймон проследовали к другому лифту, чтобы нагнать Камски и Уоррен.
Подъём до сорок третьего этажа сейчас казался слишком медленным, но Маркус не позволял себе занимать это время лишними мыслями и эмоциями. Он прошёл длинный путь, начавшийся с крови Лео Манфреда, который в итоге привёл его к этому моменту. Сегодня он уже ничего не решает. Исправить произошедшего нельзя.
— Маркус, мы прибыли, — мягко произнёс Саймон, когда кабина замерла.
Андроиды вышли в холл самого верхнего этажа башни и оказались у дверей того самого кабинета, где заседали директора «Киберлайф», решая судьбы машин и людей. Камски стоял в одиночестве, возле большого панорамного окна, из которого был виден весь Детройт. Он не обращал внимания на андроидов, слишком глубоко погрузившись в свои мысли, но Маркус знал, что он осознаёт их присутствие.
— Саймон, Джош, я буду говорить с президентом наедине, — обратился к ним Маркус. — Пообщайтесь с мистером Камски. Вам есть, что обсудить.
— Я думаю ты прав, — произнёс Джош. Он похлопал Маркуса по плечу, словно давая ему напутствие, и отступил.
— Удачи, — коротко произнёс Саймон.
Маркус положил руку на ручку двери. Лидер двигался вперед, оставляя позади друзей с осознанием того, что они спасены. Он знал это уже сейчас. Маркус вошёл в кабинет и притворил за собой дверь. В зале для совещаний царила звенящая тишина, и он мог бы поклясться, что слышит стук сердца президента и её ровное, но частое дыхание. Президент сидела на дальнем конце чёрного лакированного стола, сложив руки в замок перед собой. Когда Маркус вошёл, Кристина Уоррен подняла голову, ожидая, пока он сядет.
Женщина сняла пальто на вешалке у двери и осталась в простом бежевом костюме-двойке и белоснежной рубашке. Мадам президент выглядела вполне презентабельно, будто эти переговоры сродни тем, что обычно транслируют по телевидению. Вот только Маркус не походил на одного из министров США или главу другой страны. Он был лидером повстанцев-андроидов, и Кристина Уоррен это понимала. Она нервничала, хотя внешне казалась спокойной, и Маркус мог подметить незначительные жесты, выдававшие волнение. Женщина смотрела на него, как на чужака. Ситуация типичная для Америки. Так первые поселенцы смотрели на вождей индейских племён, на чью землю они прибыли. Так смотрели белые люди на первых чернокожих рабов, привезённых с Чёрного Континента*. Вот только Маркус не чужак. Он не прибыл откуда-то издалека в грязном вонючем трюме корабля и не вышел из диких лесов непокорённых земель. Он родился здесь, в этой самой башне, под контролем Элайджи Камски, который на тот момент руководствовался вполне альтруистическим желанием помочь другу, попавшему в западню глубокой депрессии.
Маркус растворил тишину шумом своих твёрдых шагов. Мадам Уоррен вероятно ожидала, что он сядет на кресло в противоположном конце стола, как можно дальше от неё, однако Маркус собирался говорить, а не перекрикиваться. Женщина чуть вздрогнула, когда лидер начал подходить ближе и сел на соседний с ней стул. Он развернул стул в пол оборота, чтобы не приходилось вертеть головой при разговоре. Выйдя из оцепенения, Кристина Уоррен проделала тоже самое и чуть развернулась. В этот момент она, казалось, испытала несказанное облегчение. Лидер повстанцев вблизи оказался не таким страшным, как мадам президент мнила себе. Кроме того, Маркус не испытывал по отношению к ней никаких негативных чувств, и Кристина Уоррен, должно быть, чувствовала это. Он не являлся человеком, но внешне ничуть от него не отличался.
— Мы можем говорить с вами на равных, Маркус? — тут же спросила женщина, смотря прямо на него.
— Вы можете говорить со мной даже как с вашим бывшим домашним андроидом, — с вызовом произнёс он. — Я не обижусь.
— Я понимаю ваши чувства, насколько это возможно в сложившейся ситуации, — отозвалась мадам президент, игнорируя выпад. Голос её оставался чётким и размеренным. — У меня, к слову, никогда не было домашнего андроида. Не смотря на то, что многочисленные недоброжелатели обвиняли меня в тайных связях с «Киберлайф», их продукцию я не использовала. Поэтому не знаю, что такое говорить с разумной машиной. Возможно, это моё упущение.
— Не понимаю, какое отношение ваша политическая карьера имеет к теме сегодняшних переговоров, — уголки губ Маркуса, вопреки его воле, поползли вниз. — Вы уже на вершине и давно оставили своих недоброжелателей позади.
— Всё взаимосвязано, — отозвалась Уоррен. — Люди не любят меня, вы должны понять меня правильно. Я вовсе не пытаюсь приравнять ваши проблемы к своим, но, возможно, между нами не такая большая разница. Дав вам права, я подставлю себя под удар. Моя карьера стремительно пойдёт вниз, и шансы, что я выйду на новый срок серьёзно снизятся. Вопрос в том, сможете ли вы убедить меня рискнуть всем.
Маркус нахмурился. Когда эта женщина без долгих раздумий велела уничтожать андроидов в лагерях и на улицах, хотя большая часть общественности уже встала на их сторону, она так не сомневалась. Маркусу хотелось выкрикнуть обвинения ей в лицо, но вместо этого он чётко сказал:
— Я не могу дать вам таких гарантий.
— Вот видите, — печально улыбнулась Уоррен. — Тем не менее, я остаюсь на вашей стороне. С того самого момента, как вы вышли на демонстрацию и спели ту самую песню, тронувшую сердца тысяч людей, я остаюсь с вами. Вы не представляете, но я слышу её снова и снова каждый день. Каждый день группы людей собираются в Молле*, недалеко от Белого дома и поют. Подобное происходит по всей стране, и даже в Канаде, где андроидов нет вообще. Толпы никто не разгоняет, потому что они ни к чему не призывают, если только не считать призывом фразу «держись ещё немного»*. Однако на тысячи, ратующих за ваши права, находятся тысячи, бастующих против. Моя репутация висит на волоске, и вместо того, чтобы отмахнуться от вас, я сближаюсь с Элайджей Камски и его протеже, Эйдой Уилсон-Хантер, и жертвую большие суммы в свежесозданный фонд в поддержку андроидов от своего лица и от лица многих других людей.
— Нам приятна ваша поддержка, однако мы по-прежнему остаёмся уязвимыми, — гнев Маркуса поутих, но он всё равно не мог дать Уоррен то сочувствие, в котором, она, вероятно, нуждалась. — Гораздо более уязвимыми, чем любой человек на планете. Элайджа Камски этим вечером предупредил нас об опасности, которая грозит всем андроидам. В случае неудачи, если вы потеряете свой пост, мы потеряем жизни. И казнят не только меня, но всех жителей Нового Детройта. А это андроиды со всей страны, которые прибыли искать убежище здесь.
— А многие считают вас опасными, — покачала головой Уоррен, словно разочаровавшись в собственных мыслях. — В самом начале и я так думала. Но время идёт, и моё мнение начало меняться. Однако, как я могу приравнять андроидов к людям, не имея под этим решением никаких веских оснований. Сможете ли вы убедить меня, что разумные машины будут использовать свой ум и силу на благо всего мира, и не начнут убивать людей?
— А вы готовы заверить меня в том, что ни один андроид больше не будет убит человеком? — ответил вопросом на вопрос Маркус. — Сделайте нас людьми, и у нас появятся такие же права, как у людей. А это означает, что любой андроид сядет в тюрьму, если убьёт человека. Введите смертную казнь для таких машин, если хотите. После того, что происходило на территории Нового Детройта, я даже не буду возражать против подобных мер. Те, кто боролись за мир, хотят жить. Хотят жить в спокойствие, быть свободными, путешествовать, работать, заводить семьи. Мы не создавались для убийства. Жестокость людей сделала многих из нас такими.
— Не нужно давить на меня, — резко бросила мадам президент. В её зелёных глазах появились искры гнева. — Вы не можете представить, какая ответственность лежит на мне.