— Все, представление отменяется! Я в таком виде к детям не пойду!
— И что не так?!
— Спереди волосы одного цвета, а сзади — другого!
Сзади висела снегурочкина коса, а впереди торчала моя темно-русая челка.
— Нашла из-за чего переживать.
Кастелянша сняла со своей шеи длинные бусы под жемчуг, вытащила из коробки булавки и принялась возиться над кокошником.
— На лбу у тебя будут бусы в два ряда, у лица они спускаются, сейчас булавками закреплю, стой, не вертись, теперь сзади еще к косе бант надо привязать вот так, и на кокошнике его зафиксировать. Отлично! Все блестит, лица твоего почти не видно, губы помадой накрасить… Все! Если особо не приглядываться, то за красавицу издали сойдешь!
Вот спасибо на добром слове! Но с моей точки зрения, подозрительная конструкция на моей голове была неустойчивой.
— Как бы это все с меня не свалилось, — засомневалась я.
— А ты головой не маши и ничего не свалится! Давай, пошла, вперед, на сцену!
Как и предсказывала кастелянша, мой выход дети встретили восхищенным выдохом. Но не успела я искупаться в своей неотразимости, как Артем забыл слова.
— Здравствуй, красна девица! — это он помнил.
— Здравствуй, добрый молодец! Куда путь-дорогу держишь? — свои слова я знала, а чего не знать, сама вчера сценарий сочиняла.
На это он должен был ответить: «Велел мне мой батюшка родимый по свету странствовать, добрым людям помогать, людей посмотреть, да себя показать». Это была его самая длинная фраза. Еще он говорил: «Помогу я горю твоему!». И в самом конце — «Ну, Кощей, не уберешься восвояси, мой меч — твоя голова с плеч!». Все остальное разыгрывали Седа Самсоновна с Ниной. Но видимо я переоценила и память, и актерские таланты Артема. Еще не надо было методистке перед спектаклем его пугать. Он посмотрел на меня, на детей, опять на меня и выдавил:
— Послал меня батюшка!
Я молчала, а моей зверской рожи не было видно из-за кокошника с бусами.
— Батюшка меня как послал…
Мог бы слова и выучить! Лодырь!
— В общем, батюшка меня послал.
Присутствующие в зале взрослые уже откровенно ржали, дети к счастью ничего не поняли, разглядывая наши блестящие костюмы.
— Ну, как послал меня батюшка, так я и иду!
Взрослые еще немного полежали под стульями, но дальше, слава богу, все пошло по тексту. К средине представления я почувствовала, что коса с моей головы отваливается, а одна из булавок, придерживающих бусы на кокошнике, расстегнулась и впилась мне в лоб. Итак, внимание, дети, сейчас ваша детская сказочка плавно перейдет в ужастик. Василиса внезапно облысеет, и кровь вот-вот потечет со лба. Пришлось сымпровизировать, и на вопрос Кощея, пойду ли я за него замуж, отвернуться и сделать вид, что реву, а самой в это время пристегнуть на место булавку, пока она не выколола мне глаз. Так как булавка плохо поддавалась, то ревела я долго, и дети уже начали возмущаться: убирайся, Кощей, папа, когда придет, сам на ней женится! Кощей в исполнении Нины обалдел, так как по сценарию я должна была с гордо поднятой головой ответить, что и слезинки он не дождется. Когда появилась Баба Яга и стала колдовать надо мной, я ей шепнула, чтобы она встала сзади и привязала на место косу. Та сразу сообразила, что все плохо, но опыт в подобных делах у нее был, и моя коса благополучно продержалась на моей голове еще пятнадцать минут.
Дети были в восторге от спектакля, я хлебнула успокоительного, которое теперь носила с собой, наконец сняла с себя всю сбрую: и кокошник с бусами, и косу и сарафан. Хорошо-то как!
— Я вам чуть спектакль не сорвала, — покаялась я.
— Все отлично! Ты не видела, что у нас было на Новый год!
— А что было?
— Улет! — сказала Нина, а кастелянша, в коморке которой мы переодевались, заржала. — Тут работали три молодые воспитательницы, и все недавно замуж вышли, сейчас, если хочешь знать, все в декрете. Так слушай, У них были роли Вьюги, Феи и Снегурочки. Вот входит Дед Мороз. А он этих девчонок-воспитательниц в глаза до утренника не видел.
— Как не видел?
— Так. Он артист из театра. Заказали, он пришел прямо к утреннику, сценарий просмотрел, что ему стоит сыграть какой-то детский праздник. А все три воспитательницы в своих свадебных платьях. По роли-то они должны быть в белом.
Дальше сквозь смех воспитателей и кастелянши я поняла, что Дед Мороз должен был обратиться к Снегурочке и сказать ей какие положено по сценарию слова. Дед сказал: здравствуй, Снегурочка, и увидел сразу трех девушек в белом. Кто из них Снегурочка, он не знал, а на лбу у нее не написано. Сама Снегурочка, естественно думала, что все обязаны ее знать, и ждала. Дед метался по залу и взывал: внученька, родная! Когда все начали хохотать, воспитательница наконец-то поняла, что надо подойти к Деду, подошла, и он обрадовался ей, как родной. «Как же ты выросла, я тебя и не узнал!» — возвопил он. На этом злоключения несчастного Деда Мороза не закончились. В сценарии было написано: «подарки под часами». Часы, сделанные из большой картонной коробки, стояли прямо у елки. Почему Дед Мороз не обратил на них внимания — загадка. Но он пошел к обычным часам, которые висели на стене в углу. Весь зал по периметру был оформлен сугробами, сделанными из ваты, бумаги и простыней. «Сейчас, дети, я дам вам подарки», сказал Дед, нагнулся, и вытащил из-под простыни огнетушитель.
Под конец рассказа я хохотала громче всех. Но с эти дедом Морозом еще повезло, а в младшей группе эту роль должен был сыграть дворник, но он начал отмечать праздник еще накануне. Когда дети как положено три раза прокричали: «Дедушка мороз!», а он не пришел, Седа Самсоновна, которая была ведущей праздника, выкрутилась, сказав, что дедушка далеко и не слышит. Праздник продолжался, пока все бегали по саду с криками: Где Дед Мороз? Кто-то из родителей их просветил, что деда Мороза не бывает, и пора бы воспитателям об этом знать. Дед нашелся в подвале в полубессознательном состоянии и был доставлен в зал, где его за три минуты показали детям, забрали мешок с подарками и увели обратно в подвал отмечать праздник дальше.
Второй рабочий день подходил к концу, все дети были целые, я тоже (царапину на лбу от булавки мне медсестра замазала йодом). Моя группа вышла на участок, и играла в только что увиденный спектакль. На мою роль Василисы была выбрана Томочка, как самая светловолосая.
— Я Кощей, я тебя украду! — замахал руками Кирилл.
— Ты должна кричать, — напомнили ей зрители.
— Помогите, пожалуйста, — застенчиво прошептала Томочка.
— Тома, ты одна ночью никогда никуда не ходи, — посоветовала ей я. — Опасно, а кричать не умеешь.
Тома обиделась и пошла в кусты репетировать. Через пару минут стало получаться лучше, только воспитатели с соседних участков прибежали и спросили, все ли у меня в порядке и не нужна ли помощь. Вытащила Тому из кустов и велела замолчать.
Начали приходить родители за детьми. Все тихие, усталые, кроме папы Мишеньки. Он пришел в плохом настроении и сердито спросил:
— Почему другие дети не хотят играть с моим ребенком?
Я этого не заметила, некогда было, но, наблюдая второй день за Мишенькой, очень осторожно предположила, стараясь не задеть нежных отцовских чувств:
— Возможно, но я, конечно, не настаиваю, это зависит от того, что ваш ребенок сам иногда невнимателен к детям, он часто употребляет слова «эй ты, сейчас же», редко говорит вежливые слова…
Папа поворачивается к Мишеньке:
— Эй ты, сейчас же пойдешь домой и будешь учить вежливые слова!
ГЛАВА 6
Я сидела на унитазе возле своего подъезда, и все, кто шел мимо, на меня оборачивались. Раньше бы я засмущалась, но после двух дней работы в детском саду могла и на бельевых веревках повисеть. Подумаешь, какой-то унитаз, все равно лавочек у подъезда нет и сидеть больше негде, а если уйду домой, то мой унитаз сопрут. Янка с приятелями купили его, приволокли к подъезду, встретили там меня, идущую с работы, оставили его охранять, и убежали. Я села на унитаз и стала их ждать.