— Свои кирпичи нам отдадите? — спросил наконец Грызушка.
— Это не мои кирпичи, — сказал я. — Это общие кирпичи.
— Мозги пляшут, — крякнул Митька-папуас. — Изложите как-нибудь попонятнее, на живом примере.
Я попробовал:
— Из ста кирпичей ты получал десять. Куда делись девяносто?
— Вы себе забрали, — сказал Митька. — Я не обижаюсь.
— А на что мне такая уйма кирпичей?
— Это мне не дано понимать, — сказал Митька. — Вы мудрее всех. Может, вам уйма требуется. Может, три уймы. Я не знаю. Вы мне дали десять кирпичей с сотни, я и доволен по самые уши.
Я спрятал под рубаху окаянную медаль, которая делала меня мудрее всех, и сказал ласковым голосом:
— Все не так, Митька. — С каждой сотни я откладывал девяносто кирпичей в общий фонд.
— Что значит «общий»? — все еще не понимали жители.
— Который существует для всех вас!
— Значит, те кирпичи тоже наши?!
— Тоже наши! — воскликнул я, обрадовавшись, что они поняли.
— Давайте их разделим! — заорал бездомный житель Жареный.
Все поддержали его предложение громкими возгласами, и мне пришлось остановить взрыв неуместной радости:
— Разделим! Но не таким, способом, как вы, не подумав, хотите.
— А каким же? — спросил Жареный. — Делить так делить: это ему, это тебе, это мне, это опять ему, это снова тебе, это мне. И так — пока кирпичи не кончатся.
— Устарелый способ, — сказал я. — Мы начнем с того, что каждый, кто будет строить печку, возьмет кирпичей, сколько надо.
— Плохой способ, — отверг мое предложение Жареный. — Лучше разделить на всех по справедливости.
— По справедливости, по справедливости! — поддержали жители.
— Тихо! — крикнул я и вытащил из-под рубахи медаль. Жители притихли.
— Мне кажется справедливым тот способ, который предложил я! Разговор на эту тему окончен.
Тут взял слово мудрый Аркадиус:
— Если вдуматься, так оно интересно получается… Эта справедливость-то, выходит, тонкая штучка. Разделим мы кирпичи на всех поровну, а кто-нибудь свою долю проиграет или на ягоды потратит. Из чего он будет печку строить? Опять у общества просить?
— У Жареного и дома-то нету, — напомнил охотник Евтихий.
— Вообще-то верно, — сказал Грызушка. — У нас кирпичи не залежались бы…
— Теперь ясно, для чего общий фонд! — сказали жители. — Скорее выдавайте. Будем строить печки!
Они еще по разику потрогали горячую печь и разошлись по домам. Бедняга Жареный, не имеющий своего дома, поплелся к Аркадиусу.
Я решил прогуляться на завод. Вышел, прикрыл дверь, но не успел сделать шага, как мне на голову спрыгнул зампотех Федя. Минуту мы в изумлении глядели друг на друга.
Федя сказал:
— Извините. Чуть не зашиб.
— Что ты делал на моей крыше, заместитель? — строго спросил я.
— Эээ… — замялся Федя. — Смотрел, какая в трубе дырка.
— Зачем тебе это понадобилось?
Федя уже оправился от смущения и ответил нахальным тоном:
— Может, я сам собираюсь печку построить. Нельзя же браться за дело, не посмотрев на предшествующий опыт!
— Брось выкручиваться, заместитель, — сказал я. — Никакой печки ты строить не собираешься. Ты подслушивал! У тебя все лицо в саже, особенно уши. Признавайся, какую ты задумал каверзу?
— Клянусь, ничего не задумал! — упирался Федя. — Я захотел построить печку. Люблю, когда в доме тепло!
И тут мне пришла в голову такая мудрая мысль, что я даже улыбнулся и ласково погладил медаль у себя на груди.
— Прекрасно, заместитель, — сказал я Феде. — Верю тебе и помогу. С завтрашнего дня будешь работать каменщиком в артели. Обязанности зампотеха можешь пока не исполнять… Впрочем, ты их и раньше не особенно исполнял.
Федя сразу сник, цыганские глаза его померкли.
— Я не умею работать каменщиком, — сказал Федя. — Я не буду…
— Значит, тебе не нужна печка? Зачем же ты лазил на крышу?!
— Нужна! — воскликнул Федя. — Я буду работать каменщиком. Вот только справлюсь ли…
— Справишься, — сказал я. — Работа не умственная. За день работы будешь получать десять кирпичей. Доволен?
— Очень благодарен, — пробормотал Федя и поплелся в сторону королевского дворца. Наверное, решил посоветоваться, как ему теперь быть. Своего соображения Феде всегда не хватало.
Накрапывал дождик. Жители вяло бродили по улицам, загребая ногами грязь. Многие тащили охапки сена и листьев.
Петька домой не являлся. Где он теперь жил и чем промышлял, — это было известно только Шнырю, но он нам с Лидкой не рассказывал. Я стал подозревать, что Шнырь многого нам не рассказывает. Вечерами он появлялся в нашем доме, пил брусничный компот, выкладывал нехитрые мурлындские новости. О секретных замыслах короля и Феди он не говорил ни слова. О том, какие дела творятся в волшебной пещере, он тоже молчал. Не мог же он этого не знать! Значит, скрывал. Впрочем, почему он обязан быть со мной искренним?..