И вот Жером Палан стал проводить на охоте уже шесть дней в неделю, а за прилавком — один.
Увы! — та же участь постигла и седьмой день…
Итак, мой дед все больше и больше отходил не только от Бога, но и от семьи.
Он уже не только целыми днями гонял по лесам, полям и болотам, презирая дожди, ливни и снегопады, которые в наших краях страшнее ливней. По вечерам, вместо того, чтобы идти домой и восстанавливать свои силы у семейного очага, он шел в трактир, где, хвастаясь охотничьими успехами, напивался с приятелями, а то и просто с первым встречным.
Жером Палан рассказывал не только о подвигах, совершенных накануне или в тот же день, но и о тех, что обязательно совершит на следующий день.
Разговоры эти, сопровождаемые сначала пивом, потом местным вином, а затем вином немецким, затягивались так далеко за полночь, что частенько мой дед даже не появлялся дома, оставляя жену и детей в неведении.
Нередко, встав до зари, он прямо из трактира отправлялся на охоту.
Беда не приходит одна, а поскольку всякое страстное увлечение несет в себе не только семя зла, но и еще плоды его, то случилось то, что должно было произойти.
Как я уже сказал, все молчали, когда Жером Палан охотился по воскресеньям и лишь там, где позволялось.
Но вы уже видели, что он стал отлучаться из дому ежедневно и порой не возвращаться к семейному очагу.
И вот случилась беда.
— Черт возьми! — сказал Этцель. — Что же еще с ним стряслось? История становится интригующей в высшей степени… Не находите, полковник?
— Да замолчите, болтун вы этакий! — воскликнул полковник. — Если интерес падает, то лишь из-за ваших постоянных встреваний! Продолжайте, любезный! Продолжайте!
Я поддержал полковника, и наш хозяин продолжил свою повесть.
Глава 2
— Мой дед, — поведал Дени Палан, — так усердно охотился, что перебил почти всю дичь не только на общественных землях, где стрелять имел право, но также и на землях частных, где его только терпели.
Постепенно он начал наведываться и на земли господские.
Сначала робко, устраивая засады на лесных опушках или что-нибудь в этом роде.
Заметим, что уже тогда эти скромные вылазки расценивались, как поступки весьма дерзкие. Правосудие не шутило с преступлениями, совершаемыми на охоте. Феодалы были всемогущими, их желание заменяло суд, и из-за какого-нибудь жалкого зайца можно было прямиком угодить на галеру…
Надо сказать, дед мой был малым веселым, и его в погребе возле бочки ламбика, нашего бельгийского пива, или фара — пива, изготовляемого в самом Брюсселе — неизменно стояла бочка рейнвейна, а на столе рядом с наполненным стаканом всегда стоял пустой, предназначавшийся для любого и каждого.
Дед был особенно доволен, когда к нему подсаживался кто-нибудь из объездчиков, чтобы под очередной охотничий рассказ чокнуться с ним разок-другой. Как вы понимаете, именно поэтому сей народ не был с ним ни строг, ни суров.
Однако нет правил без исключений. Нашлось исключение и среди объездчиков.
Жерома Палана, то есть моего деда, совершенно не переносил один из лесников епископа, человек по имени Тома Пише.
«В чем была причина его ненависти?» — спросите вы.
В подсознательной антипатии, полагаю я, столь же необъяснимой, как и симпатия одного человека к другому.
Еще детьми Тома и Жером не терпели друг друга. В школе, как два петуха, они дрались на каждой перемене. Силы у драчунов были равные, и потому тузили друг друга до изнеможения.
Возможно, причина их взаимной антипатии скрывалась еще и в их физическом различии.
Тома был маленького роста, коренаст и рыжеволос.
Жером — высок, худ и темноволос.
Тома, у которого один глаз слегка забегал за другой, не был красавцем.
Жером и в этом составлял ему полную противоположность.
Тома был влюблен в мою бабку.
Она же вышла замуж за Жерома Палана.
Все это и многое другое привело к тому, что их обоюдная ненависть не утихала ни на минуту.
Однако, повзрослев, Тома и Жером стали вести себя более рассудительно.
Особенно мой дед.
То ли случай, то ли хорошее воспитание давали ему заметное превосходство над соперником.
Тома в конце концов не выдержал этого превосходства и уехал.
Он нанялся объездчиком в Люксембурге, как раз там, где мы сейчас находимся.
Но, к несчастью, его хозяин умер.
К несчастью же, один из друзей сообщил ему, что у льежского епископа можно получить точно такую же работу.
В довершение всех бед, получив эту работу, Тома вернулся во Франшимон, что, как вам известно, совсем близко от Те.