— Надо у взрослых у кого-нибудь спросить.
— Тоська побежала уже, — сказал Роман.
Бармалей поднял на нас глаза.
— Если бы как сейчас болит — я бы спел… А только вдруг еще сильнее начнет?.. Недавно так скрючило — я аж встать не мог.
Запыхавшись, прибежала Тося. Она тащила резиновую грелку, наполненную горячей водой.
— Бармалей! Во, я грелку принесла! Мама говорит, это самое лучшее — грелка: полежишь часок — и все пройдет.
Тут впервые за много дней Бармалей вытаращил глаза и страшно оскалил зубы. Только раньше он это делал играя, а теперь всерьез.
— «Полежишь часок»! «Полежишь часок»! — закричал он. — Мне через час уже в Доме культуры надо быть, а она — «Полежишь часок»!
Все накинулись на Тосю за ее бестолковость, сказали, чтобы она шла подальше со своей грелкой, потом принялись обсуждать, как все-таки помочь Бармалею. Почти каждый припомнил случай, когда у него болел живот. Некоторые рассказывали, чем их лечили: одни называли пурген, другие — сушеную чернику, третьи — касторку… Какой-то мальчик сказал, что очень помогает аспирин. Однако никто не мог припомнить, как быстро подействовало на него лекарство: через час, через два часа или через пять минут.
— Лешка, — обратился ко мне Ромка! — У тебя родители культурные. Сбегай спроси!
Я побежал к своему дому. Мама с папой ушли прогуляться, в квартире была одна тетя Лина. Она стояла перед зеркалом и примеряла ярко-розовую шляпку.
— Тетя Лин! — заговорил я торопливо. — Что лучше всего помогает, если у человека живот болит?
— Ну как — что? Касторка, конечно, — ответила тетя Лина.
Я с той же скоростью помчался к ребятам. Я так набегался, что еле мог говорить:
— Тетя Лина… сказала… самое лучшее… это касторка…
— А как она действует: быстро? — спросил Ромка.
Я молчал. Об этом ведь я и не справился.
— У, дурак! Хуже Тоськи! Его за тем и послали, а он… Беги узнай!
Я снова пустился к дому.
Тетя Лина была уже не в комнате, а в кухне. Она мыла посуду.
— Тетя Лин!.. А эта… а касторка — она быстро действует?
Тетя Лина обернулась через плечо и серьезно посмотрела на меня.
— Касторка-то? — сказала она своим низким голосом. — Моментально: не успеешь штаны снять — и уже готово!
Это было как раз то, что нужно. Я выскочил на площадку лестницы, но тут же снова открыл дверь своим ключом. В аптечке, которая висела в ванной, касторки не оказалось. Я вспомнил, что папа смазывает касторкой свои охотничьи сапоги, и полез в шкаф, где он держал свои припасы. Там я нашел запыленный, но не распечатанный пузырек, потом в кухне, за спиной у тети Лины, стянул столовую ложку.
— Тетя Лина говорит — моментально действует, — доложил я, прибежав к ребятам.
— Моментально? Преувеличивает, наверное… — усомнился Ромка.
Тут ребята заспорили. Одни соглашались с Ромкой, но другие говорили: «А вдруг тетя не преувеличивает?»
Победили более осторожные. Мы пришли в тот уголок двора, где стояла деревянная будочка уборной. Бармалей остановился недалеко от нее, взял у меня ложку и подставил ее Ромке.
— Лей! — сказал он угрюмо.
Ромка налил касторку в ложку. Бармалей выпил. Лицо его перекосилось, он похлопал огромными глазищами.
— Во гадость!!!
Мы (нас было человек пятнадцать) стояли полукругом и молча смотрели на него.
С минуту Бармалей прохаживался перед нами взад-вперед с ложкой в руке.
— Ну как? — тихо спросил Борька.
— Никак! — сказал Бармалей и остановился перед Ромкой. — Еще налей.
Ромка налил. Бармалей выпил и снова принялся ходить.
На этот раз мы молчали гораздо дольше.
— Не действует?.. — спросил Борька.
— Хоть бы что!
Тося подошла со своей грелкой вплотную к Роману и посмотрела на пузырек.
— Ой! Да она же, наверно, вся выдохлась. Посмотрите, какая бутылка запыленная!
Ребята обступили Ромку и заговорили:
— Ну факт, выдохлась!
— Небось год уже простояла, а он принес!
Бармалей остановился, взял у Ромки пузырек, посмотрел сквозь него на заходящее солнце. Потом он выпил еще порцию и швырнул пустой пузырек в крапиву.
— Фиговая у тебя касторка, — сказал он мне, отдавая ложку, и бросил остальным: — Пойду. Одеваться пора.
Ушел Бармалей. Ушел домой и я, обиженный на ребят: они ворчали на меня так, словно я сам делал эту касторку.
Был десятый час вечера. Я уже стелил свою постель, как вдруг за окном послышалось:
— Лешка-а! Лешка, выйди-и!
Я открыл окно, лег на подоконник.
В освещенном фонарями дворе стояли Ромка, Борис и еще несколько мальчишек.