Они стали расспрашивать меня про Москву. Встречал ли я на аэродроме Юрия Гагарина и Германа Титова или только по телевизору их видел? Был ли я на Красной площади в день, когда пионерской организации сорок лет исполнилось? Ездил ли на метро до Филей или только по старым линиям? Купался ли в бассейне «Москва» и хорошо ли в нем купаться?.. Я понял: они вдали от Москвы хотели всегда быть вместе с нею и потому всё о ней знали как о родном человеке, который хоть и живет далеко, но все равно самый родной.
А когда Рыжик рассказал, что это я придумал устроить «Мебельный цех», все стали хвалить меня: «Молодец!», «И как это тебе в голову взбрело?! Вот мы не додумались, а ты только приехал — и сразу додумался!», «А что ж тут удивительного: москвич!»
Я впервые понял, что «москвич» — это не просто обыкновенное слово, а как бы почетное звание. Скажешь про себя: «москвич!» — и на тебя уже смотрят по-особенному и ждут от тебя чего-то хорошего.
А потом ребята стали приглашать меня в свою школу насовсем, уверяя, что она самая лучшая в городе.
— Он будет у нас учиться. Не волнуйтесь, — успокоил всех Рыжик таким тоном, будто он был директором школы пли даже заведующим роно. — Я уж этот вопрос обдумал: Сева как раз по району подходит!
— Он вообще нам подходит!.. Очень даже подходит! — раздались в ответ голоса.
Ван Ванычу, учителю труда, который деловито ходил по мастерской в черной рабочей спецовке, восторги по моему адресу не понравились.
— Это мы еще посмотрим, — сказал он хрипловатым голосом, поглаживая свои седеющие усы, — подходит он или не подходит! Идеи подавать — это еще, знаете, полдела. А мы вот его на работенке настоящей проверим. Испытаем его на прочность!..
Это сразу испортило мне настроение: проверку на прочность я мог и не выдержать, потому что в Москве главным образом подавал идеи, придумывал всякие сногсшибательные дела, а уж остальные проводили их в жизнь. То есть и я, конечно, кое в чем принимал участие и я тоже работал в мастерской, но в последнее время Толя Буланчиков оберегал меня, потому что считал «главным мозговым центром» совета отряда. В общем табуретку я бы мог сколотить с кем-нибудь на пару, а вот этажерку или стол смастерить — это уж вряд ли.
Ван Ваныч лукаво подмигнул мне: сейчас, мол, узнаем, каков ты есть!
Лицо Ван Ваныча казалось очень знакомым. Любой человек, который увидел бы его, сразу бы сказал: «Где-то мы встречались!» Такие лица часто бывают в кинокартинах у передовых рабочих-революционеров: глубокие морщины на щеках и на лбу; усы с сединой и умные, беспокойные глаза. Ван Ваныч, оказывается, и пришел в школу с производства — с металлургического комбината, где он работал в цехе мастером.
— Нечего терять время на пустяки! Делать так делать, а болтать так болтать!.. — говорил Ван Ваныч, как-то по-особому, по-рабочему, с аппетитом вытирая руки тряпкой по самые локти, как это часто делают машинисты, высовываясь из окна паровоза.
— Правильно! Надо поскорей браться за дело, — поддержал я Ван Ваныча, — а то другие школы пронюхают и обскачут…
— Ишь ты какой: пронюхают! — Ван Ваныч сердито покачал головой. — И пусть пронюхивают: больше мебели будет!
— Конечно! Пусть нюхают!.. — спохватился я. — Но только мы должны первыми начать. Ведь мы же придумали!..
Все ребята разбились как бы по профессиям: одни взялись делать столы, другие — этажерки, третьи — стулья, а четвертые — красить.
— Я буду красить! — сразу вызвался я. Мне казалось, что размахивать кистью, пожалуй, легче, чем пилить, строгать и забивать гвозди.
— Нет уж! Мы с тобой этажерками займемся! — шепнул мне Рыжик.
— А я… я как раз хорошо красить умею! С самого раннего детства… любил, знаешь, картинки раскрашивать, а потом заборы, как Том Сойер!..
— Том Сойер заборов не красил, — он хитростью других заставлял. Уж в его-то образ я вжился на сто процентов! Это такое театральное выражение есть: «вжиться в образ». И ты такой же работник, как Том, да? Наверно, только идеи подавать умеешь? — все это Вовка прошептал тихо: он не хотел позорить меня перед товарищами. А вслух громко заявил: — Мы с Севой будем «этажерочной бригадой»!
— Я же не уме-ею… — вновь шепотом взмолился я.
— Ничего! Держись рядом и смотри. А вечером, у нас дома, подучишься!
Уже под вечер мы шли к Рыжику домой. О том, что наступал вечер, тоже можно было догадаться, только посмотрев на часы, потому что солнце светило вовсю и не собиралось даже уходить на вечерний или ночной отдых.
— Солнце тут у вас прямо в три смены работает! — сказал я.