— Слушаю тебя, отец, — сказал Вано, приближаясь к старичку.
Тот строго спросил его:
— Скажи мне без утайки, о банщик, точно ли это те самые прославленные тбилисские бани, о которых я слышал столь много достойного удивления?
— Они самые, генацвале, — горделиво приосанился Вано. — Весь мир объедешь, другой такой бани, как наша, не найдёшь. Значит, ты, я так понимаю, нездешний?
Но старичок надменно пропустил этот вопрос мимо ушей.
— А если это те самые бани, которые я искал, то почему я не вижу той поистине волшебной мази, от которой, как говорят люди сведущие и доверия достойные, человеческие волосы выпадают без остатка?
— Ах вот в чём дело! — обрадовался Вано. — Тебе нужно «таро»? Так бы ты сразу и сказал, генацвале.
— Хорошо, — сказал старичок, — если это называется «таро», то принеси «таро». Только не медли, если тебе…
— Знаю, знаю: если мне дорога жизнь. Бегу, бегу!..
Немало пришлось этому бывалому банщику сталкиваться на своём веку с разными чудаками, и он знал, что самое умное — это не пускаться с ними в пререкания.
Он вернулся с глиняной мисочкой, наполненной порошком, похожим на золу.
— Вот, — сказал он, запыхавшись, и вручил старичку мисочку. — Весь свет обойдёшь, такого замечательного «таро» не найти. Слово мойщика!
Лицо старичка потемнело от гнева.
— Ты смеёшься надо мною, о презреннейший из банщиков! — проговорил он тихим, но очень страшным голосом. — Обещал принести чудесной мази, а норовишь, словно плут на базаре, вручить мне дрянную плошку с каким-то невзрачным порошком цвета хворой мыши!
И старичок с такой силой фыркнул, что всё содержимое плошки тучей взвилось в воздух и осело на его волосах, бровях, усах и бороде. Он был, однако, так разъярён, что даже не счёл нужным отряхнуться.
— Напрасно сердишься, генацвале, — рассмеялся банщик. — Нужно разбавить этот порошок водой, и получится как раз та самая мазь.
Старичок понял, что зря раскричался, и ему стало совестно.
— Жарко! — пробормотал он смущённо. — Пусть прекратится вокруг меня эта томительная жара! — И совсем тихо добавил: — А покуда промокнет моя борода, пусть вся моя волшебная сила останется в пальцах… Итак, пусть прекратится вокруг меня эта томительная жара!..
— Вот это уж от меня никак не зависит, — развёл руками Вано.
— Это от меня зависит, — спесиво процедил сквозь зубы Хоттабыч (ну конечно же, это был он) и щёлкнул пальцами левой руки.
В ту же секунду банщик и усатый клиент, терпеливо дожидавшийся его услуг, в один голос ахнули. Да и как тут было не ахнуть! От удивительного старичка неожиданно повеяло ледяным холодом, мокрый пол вокруг него покрылся тоненькой ледяной корочкой, а облака горячего пара из всего моечного помещения устремились в полюс холода, образовавшийся над головой Хоттабыча, сгустились в дождевые тучи и пролились на него реденьким дождиком.
— Вот сейчас совсем другое дело, — удовлетворённо заметил он. — Ничто так не освежает в знойную пору, как дождь!
Понежившись минуты две под таким естественным и в то же время сверхъестественным душем, он щёлкнул пальцами правой руки. Сразу прекратился поток холодного воздуха, растаял ледок вокруг старичка. Горячий пар снова, клубясь, заполнил всё помещение.
— Итак, — сказал Хоттабыч, наслаждаясь впечатлением, которое произвели на окружающих столь резко континентальные изменения температуры, — итак, вернёмся к «таро». Я склонен верить тебе, что с примесью воды оно действительно даёт ту самую мазь, ради которой я сюда прибыл. Прикати же мне сейчас же бочку этого самого чудодейственного зелья, ибо время моё ограничено.
— Бочку?!
— Даже две.
— Помилуй, генацвале! Одной плошки за глаза хватило бы для самой густой бороды!
— Хорошо, — сказал Хоттабыч, — принеси пять плошек.
— Одну минуточку, генацвале! — воспрянул духом Вано, скрылся в соседнем помещении и тут же выскочил из него с толстой боржомной бутылкой, аккуратно заткнутой пробкой. — Вот здесь по крайней мере двадцать порций. Счастливого пути.
— Смотри же, о банщик, я никому не пожелал бы оказаться на твоём месте, если ты ввёл меня в заблуждение.
— Что ты, что ты, генацвале! — замахал руками Вано. — Разве я осмелился бы обманывать такого почтенного старца, как ты!.. Да я бы никог…
Он прервал свою речь на полуслове да так и застыл с раскрытым ртом: удивительный скандальный старикашка вдруг исчез, как бы растаяв в воздухе…
Ровно минутой позже лысый, безбровый, безусый и безбородый старичок в канотье, парусиновом костюме и розовых туфлях с загнутыми носками дотронулся до плеча Вольки Костылькова, который задумчиво уписывал за обе щеки огромный кусок пирога с вареньем.