В комитете Никиту позвали не сразу, сперва кто-то приглушенным голосом долго допрашивал Олю, кто она такая. Наконец подошел Никита и таким же приглушенным голосом торопливо спросил:
— Что стряслось? Опять у бабушки приступ?
— Никита, срочно требуется твоя помощь…
— Ну?! Вызвать «неотложную»? Да?
— Никита, успокойся. С бабушкой полный порядок. А ты должен помочь нам, следопытам. Надо узнать кое-что в вашем институте. Можно сейчас прийти?
— Ты с ума сошла! У нас заседание… И вообще… — голос Никиты перешел в яростный шепот. — Я ведь просил звонить только в самом крайнем случае, — и в трубке послышались злые короткие гудки.
— Ни капельки терпения! — возмутилась Оля. — Ну придет домой, я у него все узнаю. Не отвертится!
Олиного брата не пришлось долго уговаривать. Узнав об особом задании, Никита на следующее утро сказал:
— Вот что, Олюшка, приходите сегодня в институт. В четыре часа. Я встречу у входа. Понятно? Познакомлю с нужным человеком…
После школы ребята забежали домой, оставили сумки, торопливо поели и отправились в Горный.
Ехали долго. Трамвай колесил по улицам, петлял и вовсе не спешил; наконец, перебрался через мост и покатился по широкой набережной Невы. Ребята, стоя на площадке, глядели на реку. Маленький закопченный работяга-буксир, деловито отдуваясь, тащил караван тяжелых барж, груженных песком. А на той стороне Невы возвышались огромные краны, тянулись кирпичные корпуса заводов.
Один кран, закинув над рекой стрелу с длинным тросом, свисающим к самой воде, стоял неподвижно.
Казалось, это какой-то сказочный великан держит огромное удилище, и попадется к нему на крюк кит или, по меньшей мере, акула.
Вагон остановился возле красивого старинного здания с колоннадой у входа. Это и был знаменитый Горный институт.
Через несколько минут ребята во главе с Никитой уже поднимались по широким ступеням. У столика дежурного Никита кивнул в сторону ребят.
— Эти трое со мной, — и повел притихших пионеров по бесконечным коридорам и узеньким лестницам старинного здания.
Ребятам пришлось несколько раз подниматься и спускаться по каменным и деревянным ступеням, обогнуть множество углов, пока, наконец, Никита не указал им на обитую железом дверь в глубокой нише.
— Ну, вот… Сейчас познакомлю с Леонидом Константиновичем.
Только теперь ребята разглядели над нишей дощечку: «Архив». Никита осторожно постучал в железную дверь, потом постучал сильнее и, не дождавшись ответа, нажал на ручку. Дверь со скрипом, медленно приоткрылась, и тотчас в архиве задребезжал встревоженный звонок.
— Заходите, я здесь, — донесся откуда-то голос.
Ребята осторожно вошли в комнату и осмотрелись.
Вокруг, почти вплотную друг к другу, стояли высокие стеллажи. Тысячи папок, коробок, картонок теснились на полках. На стойках лежали свернутые чертежи, а в стеклянных витринах под окнами блестели серебром и золотом переплеты нарядных альбомов.
Генька втянул носом воздух. В архиве стоял какой-то странный, незнакомый запах.
— Бумагой пахнет, — тихо пояснил Никита.
Генька вопросительно посмотрел на него. «Разве бумага пахнет?» — но вслух ничего не сказал.
Сперва ребятам показалось, что в комнате никого нет, но откуда-то сверху раздался все тот же голос:
— Вы ко мне, молодые люди? Милости прошу.
Под самым потолком ребята увидели маленького старичка, сидевшего на верхней ступеньке легкой лестницы. Старик был пухленький, круглолицый и такой румяный, словно вот-вот из бани. Он захлопнул раскрытую папку, уверенным движением поставил ее в ряд точно таких же папок, стоявших на стеллаже, и привычно провел ладонью по корешкам, выравнивая их.
— Милости прошу, — дружелюбно повторил архивариус и по-стариковски неторопливо, но очень легко спустился с лесенки. — Чем могу служить?
— Да вот, Леонид Константинович… — начал Никита, но старик перебил его:
— А, это вы, Гармаш? Опять насчет комсомольцев? Разве я вам не все показал?
— Нет, что вы, Леонид Константинович, спасибо! Материала хватило на целое собрание. А сегодня я не по своему делу. Вот, — и, подтолкнув заробевших ребят к архивариусу, Никита назвал их имена.
Леонид Константинович церемонно поклонился, пожал ребятам руки своей маленькой пухлой рукой.
— Очень, очень рад, если могу быть полезным. Не часто ко мне молодые гости заглядывают, а жаль. Ведь архив — это живое дело, — это — картина жизни! — Он с гордостью обвел взглядом свои владения. — Здесь живая история, весь институт, учителя и ученики, судьбы тысяч людей за полтора века. Впрочем, вам этого еще не понять, мои юные друзья.