— Да, все сходится. — Николай Филимонович потер переносицу. — Пленный видел пушку шестого августа, карта — от седьмого, разведчикам дали задание — девятого. Похоже. А эта зона, — учитель показал на синий пунктир, — как раз напротив нашей дивизии. Странно, что генерал об этой разведке ничего не слышал…
— Он в госпитале был, — подсказал Генька.
— Да, верно. А Бортовой? Это же его люди встречали глубинников.
— Уже! — Генька с гордостью ввернул свое любимое словечко:
— Что?
— Уже звонил ему. Только его дома нет. Жена сказала: «Уехал в командировку, в Воронеж». Нервная она — страх! Я ей говорю: вы попросите, когда вернется, позвонить красному следопыту Башмакову. А она как заорет: «Ничего я передавать не буду! Заморочили вы ему голову!» И трубку — швырк!
Все замолчали. Наконец Оля сказала тихонько.
— Какое же все-таки было задание у глубинников? Выходит, спросить не у кого и узнать негде.
— Неверно! — повысил голос Филимоныч. Сидевшие в углу две девочки испуганно подняли головы и прервали разговор. — Неверно! — уже тише повторил учитель. — Спросить нам, действительно, некого. А вот узнать… Вы же сами слышали: связь с немцем держали по двум каналам. Первый нам, к сожалению, неизвестен. А второй — листовки. Значит, они могут навести на след. А раз так — надо их разыскать!
— Ой, — заволновалась Оля. — А как? Ведь их напечатали, отправили к немцам — и все!
Но Филимоныч был другого мнения:
— Образцы должны были остаться. Хотя бы для отчета…
Оказалось — коллекция листовок хранится в Военно-политическом архиве.
Главный хранитель, моложавый, со следами военной выправки, повел Геньку к себе, усадил в глубокое кожаное кресло и стал расспрашивать о следопытских делах. Сообщил, что у него сын и дочь — Генькины ровесники. Очень интересуются историей и даже собираются летом побродить по древним крепостям и монастырям. А вот отряда следопытов у них в школе нет.
Разговор протекал как нельзя лучше, но вдруг выяснилось, что листовки посмотреть не удастся.
— Вот какая досада, друг Башмаков! — главный хранитель был явно огорчен. — Этот фонд разобран лишь начерно. И описей нет. Руки не дошли. А к таким фондам доступ закрыт.
Генька стал упрашивать. И на всякий случай вставил:
— Мы ведь в архивах уже работали: в Горном институте, и в Областном.
— У Порфирия Ивановича? — обрадовался хранитель. — Значит, он вас знает? Это очень существенно. Надеюсь, он о вас хорошего мнения?!
Генька хмыкнул. Кто его разберет, какого он мнения?! Как это он говорил: «Архив, мальчик, э-э-э — дело серьезное». И анкету заставил заполнить — на четырех страницах. Хотя, с другой стороны, все-таки допустил Геньку в архив («Только э-э-э в виде исключения»). Вообще порядок у него классный, хоть он и зануда. Но почему так важно его мнение?
Видимо, хранитель заметил Генькино недоумение.
— Порфирий Иванович теперь начальник управления, — пояснил он. — Над всеми ленинградскими архивами царь и бог. Раз он тебя знает — обратись к нему. Правда, насчет всяких формальностей он — ого-го!
…Архивное управление выходило окнами на Неву. По сторонам высокого подъезда уютно улеглись, поджав задние лапы, небольшие гранитные львы. Генька с удовольствием покатался бы на них верхом, но — нельзя! Дело есть дело!
В большом вестибюле сверкал бело-черный мраморный пол. Ввысь уходила широченная лестница с бронзовыми перилами. Совсем не то, что в Областном архиве! Генька вспомнил тамошнюю вахтершу, самолично решавшую, кого пускать к начальству. Здесь для этого имелось специальное «Бюро пропусков» со стеклянным окошечком, а у подножия лестницы сидел усатый охранник в зеленой суконной форме.
Увидев Геньку, он перестал читать толстый темно-синий том, поднялся и загородил проход.
Генька издали поглядел на книгу. Внушительный том показался ему знакомым. Подошел поближе. Так и есть! Энциклопедия! Тот самый том на букву «Б», в котором Генька рылся, когда искал «Большую Берту».
«Неужели так и дует? Всю энциклопедию подряд?» — удивился Генька. Хотел спросить, но вид у усача был больно грозный.