Повзрослели ребята.
Вот Геннадий. Кажется, стал не таким «громким». И не так выскакивает. Раньше все решал с ходу. А теперь — не спешит…
Но особенно изменился Тихон. У этого диковатого парнишки вдруг прорезался юмор. И друзья-следопыты не раз ерзали под меткими его словечками.
— Ну, внимание, — сказал учитель.
Раскрыл папку с надписью «Большая Берта» и стал перебирать бумаги. Почти все здесь было знакомо ребятам: разведкарты, копия испанской листовки, фотографии, номер «Боевого знамени».
Между двух карт лежал большой желтый конверт. Крупный детский почерк…
— Володя Пелардес! — узнала Оля. — Опять вместо отца?
Филимоныч кивнул и извлек из конверта несколько листков.
Письмо было адресовано генералу. Володя писал, что отец «очень и весьма сожалеет, что пришлось настолько долго задержать ответ.
Однако, — говорилось дальше, — товарищ генерал, конечно, понимает, что эта акция была связана с большими трудностями».
— Что? — переспросила Оля. — Какая еще акция? Акции — это же у капиталистов?..
— Точно! Акционерная компания, — поддержал Генька. — Это когда на паях покупают заводик или еще какую-нибудь мелочь. Но откуда малютка Пелардес… такие слова?
Филимоныч усмехнулся:
— Под диктовку отца настрочил. А акция — это вообще действие. Помните — в театре? Первый акт — первое действие.
Он стал читать дальше.
«Вы, конечно, понимаете, товарищ генерал, что я не мог адресовать письмо прямо «Дон Кихоту»…
— Что?! — вскочил Генька.
— Жив! Жив! — закричала Оля. — Ура! Он жив!
— Слушайте дальше! — Филимоныч положил ладонь Геньке на плечо, и под тяжестью его руки Генька опустился на стул.
«Голубые жандармы сразу перехватили бы письмо. Да и где взять адрес «Дон Кихота»? Он и сам не всегда знает, где будет ночевать завтра, а тем более — через неделю…»
Филимоныч приостановился и метнул быстрый взгляд на ребят.
— Революционер! — тихо выдохнула Оля.
— Скрывается, — кивнул Генька.
А Витя задумчиво сказал:
— Вроде наших… русских… революционеров. Я читал… Ленину за границу… тоже не прямо писали… а через нескольких… Вполне благонадежных…
«Мне пришлось обратиться к друзьям во Францию, — продолжал читать Филимоныч. — Оттуда «деловые люди» часто ездят в Испанию: ведь это по соседству…»
— Ну и вот, — сказал Филимоныч. — Он тут еще много интересного пишет. Но главное, — переслал нам ответ…
— «Дон Кихота»?! — закричал Генька.
Учитель кивнул. Вынул из конверта длинный, узкий лист, потертый на сгибах.
Ребята сгрудились вокруг стола.
«¡Los Camarados!» — начиналось письмо.
Крепкие, острые восклицательные знаки чернели по бокам, как часовые.
— Ой, как в листовке! — прошептала Оля.
Стремительный, закругленный почерк. Строка лилась за строкой. А на оборотной стороне, внизу, подпись — «Don Quijote».
Учитель дал ребятам досыта насмотреться на письмо, потом достал все из того же большого желтого конверта еще лист.
— Перевод! — сказал Филимоныч. — Генерал сделал.
Откашлялся и стал читать:
«Товарищи!
Мне сообщили, что вас интересуют события, связанные с «Большой Бертой».
Ребята замерли.
Дальше «Дон Кихот» рассказывал, как он установил связь с русскими, с каким нетерпением ожидал встречи с ними в лесном овраге. И как обрадовался, когда один из русских вдруг заговорил по-испански.
— Игорь… — прошептал Витя. — Он же был под Мадридом…
Генька кивнул.
«Пожалуйста, передайте мой привет этому товарищу! — писал «Дон Кихот». — Кстати, на некоторые ваши вопросы мог бы ответить он сам или его помощник, и мне непонятно, почему вы меня об этом спрашиваете…»
— Ах, черт! Он же не знает, что и Игорь, и Анатолий… — пробормотал Генька.
Дальше «Дон Кихот» рассказывал, как ему передали задание советского командования — провести диверсию против «Большой Берты». Его служба в полковом обозе была очень удобной для этого — кочевал вдоль фронта, не вызывая подозрений.
«Мне передали пакет со всем необходимым для операции, — прочитал Филимоныч. — Первые два дня ушли на поиски пушки».
«Дон Кихот» заводил разговоры с немецкими солдатами, угощая их испанскими сигарами — после немецкого эрзац-табака они казались подлинным лакомством. Искал — и, наконец, нашел…
«В общем, все сработало, как надо, — писал «Дон Кихот». — Я был неподалеку и слышал все пять взрывов подряд — ни одна мина не отказала. Пушка надолго вышла из строя. Надолго, если не навсегда!»