Оля вздрогнула.
Филимоныч перевернул листовку другой стороной.
— Читай, Геннадий!
— «Граждане Петербурга!» — начал Генька и тут же споткнулся, — Петербурга? Это они о Ленинграде?.. Вот гады!
«Петр велел своим потомкам поглотить Европу, но теперь вся Европа идет на город Петра. Вместе с доблестными немецкими войсками вас окружают легионы добровольцев из Голландии и Фландрии, из Норвегии и Испании…»
— Добровольцы! — усмехнулся учитель. — Просто головорезы и наемники. Читай дальше!
— «Ваши дни сочтены. Скоро начнется штурм, и Петербург будет навсегда снесен с лица земли. Прекращайте бессмысленное сопротивление». Все! — Генька бросил листовку на стол.
— Это сорок первого года… листовка?.. Нам о штурме… мой отец говорил, — вмешался Витя.
— Нет, это сорок второй. Август. О нем я как раз сейчас и пишу, — и Николай Филимонович похлопал рукой по папкам, лежащим на столе.
— И все уже написали? — робко спросила Оля.
— Нет, не совсем. Ну а теперь пошли. В клуб, на сбор ополченцев.
Генька торжествовал: ему еще по дороге пришла такая догадка. Оля тоже обрадовалась. А Витя насупился. Ребята уже давно заметили: задав какой-нибудь вопрос, он не успокаивался, пока не получал ответ, даже если взрослые и сердились за такую настырность. Так и сейчас: Витя не мог забыть о старой журнальной вырезке на столе Филимоныча.
— А «Большая Берта»? — снова спросил он спешащего к дверям учителя. — При чем тут она?
— Потерпи. Сейчас узнаешь.
Филимоныч захлопнул дверь, ключ сунул в карман.
Ребята знали: живет он один. Совсем один. Говорят, когда-то была у Филимоныча семья, да во время бомбежки погибла и жена, и двухлетняя дочка…
Шагая по улицам, Николай Филимонович рассказал ребятам таинственную историю «Большой Берты».
Оказывается, эту огромную пушку-мортиру фашисты привезли под Ленинград, когда готовились к штурму. Тщательно замаскировали ее и однажды провели подряд серию из восьми выстрелов. Вроде пробы.
Было ясно: «Большая Берта» будет обстреливать Ленинград. Но дальше произошло неожиданное. «Берта» не произвела больше ни одного выстрела по городу. А потом вообще таинственно исчезла.
— Куда? — спросил Витя.
Учитель пожал плечами.
— И так ни разу и не стрельнула? — удивилась Оля.
— Ни разу….
Ребята переглянулись.
— Может, испортилась? — сказала Оля.
— Пушка испортилась?! — Генька засмеялся. — Эх ты! Что это — утюг? Или мясорубка?
Оля покраснела. Ребята долго шагали молча.
— Да, странно, — подытожил Витя.
— Разбомбили, наверно, — Генька повернулся к учителю. — Наши. Засекли по тем восьми выстрелам и — трах!
Филимоныч покачал головой:
— Нет, мы бы знали.
Все снова замолчали.
— Да, странно, — вторично подытожил Витя.
Районный Дворец культуры стоял когда-то на пустыре, на окраине города. Лет тридцать назад здесь зеленели огороды да паслись козы, и одна особенно нахальная коза даже сломала ногу, скакнув с разбегу в котлован будущего Дворца.
Во время войны осколки снарядов раскорежили его стены, выкрошили зубцы в кирпичах — он стал похож на древнюю крепость.
Теперь восстановленный Дворец со всех сторон обступили высокие новые дома. Понимающий человек мог точно определить время их постройки: скучные здания конца сороковых годов, бесконечные колонны и пышная лепнина начала пятидесятых, четкие формы самых последних лет. И все это каменное и железобетонное многообразие выстраивалось в кварталы и тянулось туда, где некогда проходил фронт.
Люди, ушедшие этой дорогой на войну, собрались во Дворце.
Какой-то плотный, плечистый человек тотчас подошел к Филимонычу.
— Не вижу заправочки, капитан! — И тут же, зычно захохотав, гаркнул: — Вольно! Без чинов, прошу садиться!
— О разведмайор! — протянул руку учитель.
— Так точно, майор Бортовой прибыл в ваше распоряжение. А еще точнее: майор запаса. Отгуляли соколики.
— Познакомьтесь: наш начальник разведки. А это — красные следопыты.
— Изучаете прошлое, значит?! Ну что ж, страна должна знать своих героев! — И он одобрительно потрепал Олю по голове.
«Ой, а как от него вином!.. — смутилась Оля. — Хотя, наверно, им сегодня полагается».
У майора был такой молодцеватый вид, и ордена так гордо вспыхивали на его крутой груди, — Оля сразу все ему простила.
— Да, были люди в наше время, — продолжал майор. — И ваш учитель тоже ого-го! Не скромничай, капитан. Помнишь, как ты фрицев агитировал? Раз он, ребята, так увлекся — слушатели его чуть не загребли. Он их в рупор по-немецки культурненько уговаривает; сдавайтесь, мол, в плен, — а они его помаленьку окружают. Ладно, я со своими орлами был рядышком: фрицы к нему, а мы на них! — И майор, раскинув длинные руки, очень наглядно показал, как немцы подбирались к Филимонычу и как разведчики взяли их в оборот.