— ЧП? — Генька сразу загорелся. — А какое?
Витя рассказал о разговоре в «Заре» и достал второй подарок Яна Яновича. Потом раскрыл блокнот и прочитал:
«После выполнения особого задания. Сержант Окулов А. И., ефрейтор Кубарев В. Д. и другие».
— Постой! — Генька выхватил у него блокнот. — Когда это снято?
— Восемнадцатого августа.
— Ты понимаешь? Нет, ты ничего не понимаешь! Ничего! — Генька так раскричался, что Оля встревожилась: как бы мальчишки опять не сцепились.
— Восемнадцатого августа! Особое задание! После выполнения особого задания! — повторял Генька, нажимая на каждое слово. И тут Оля догадалась:
— В дневнике у генерала? Да? Особое задание штабфронта?
— Конечно! Время — подходящее, место — тоже. Ай да Витя! А говорил: «Насчет пушки — ничего»!
Но Витю не обрадовали Генькины похвалы.
— Торопишься ты… Может, просто… совпадение…
Оля недовольно наморщила нос:
— Ну вот, всегда ты так. Ноешь, сомневаешься.
— Следователь все берет под сомнение, — Генька неожиданно встал на Витину сторону, — Он прав: надо проверить. И прежде всего узнать об этих… Сержант Окулов и ефрейтор Кубарев…
Завдел Евсей Львович не изводил Витю долгими расспросами. Он велел подождать у телефона, и через несколько минут Витя уже диктовал Оле:
«Кубарев Василий Дмитриевич. Год рождения 1910, в ополчении с июля 1941 года. В дивизии — разведчик, в настоящее время — шофер пятой автобазы. Награжден орденом и тремя медалями. Адрес…» Все.
Сведений о сержанте Окулове у Евсея Львовича не оказалось.
На пороге комнаты Кубаревых ребят встретила высокая тощая тетка:
— Василья Дмитрича вам? Небось от Петьки заявились? Намедни сам прибегал, а теперь дружков науськал. Не выйдет ничего ни у Петьки, ни у матери его бесстыжей! Платят им проценты, сколь положено, а больше — фиг!
Дверь с шумом захлопнулась.
Ребята, ничего не поняв, скатились с лестницы. Ну, тетка! Прорвись сквозь такую!
На обратном пути Геньку осенило.
— Кубарев был разведчиком, так? А начальником разведки — кто? Бортовой! Давай позвоним!
Бортовой сразу узнал Витю:
— Ты насчет фотографа? Блокнот, видно, потерялся. Ах, ты уже был. Ну, небось зря?
— Не зря! — Витя стал рассказывать о своей находке: семь солдат… после особого задания…
Бортовой молчал. Витя подумал даже, что телефон испортился, стал дуть в трубку и дергать шнур, но Бортовой отозвался:
— Да, да, я здесь.
Он еще немного помолчал. В трубке слышалось его тяжелое дыхание.
— А на кой тебе эта карточка?
— Так ведь она же… в газете… У генерала…
— У генерала? — майор почему-то вдруг охрип. — Он сам, что ли, посылал? За снимком?
— Нет, не он… Мы решили… Раз про «особое задание»… Может быть, насчет «Берты»?..
— Эк вас занесло! — крикнул майор. — Хватаетесь за что попало! Следопыты аховые!
Витя пожал плечами и шепнул Геньке:
— Чего он орет? Вот — странный!
Генька решил вмешаться. Майор ведь его знает, даже лимонадом с пирожными угощал.
Бортовой и вправду вспомнил парнишку, ходившего за ним по пятам и не спускавшего глаз с его орденов. Больше он не ругался. И только когда Генька упомянул о Кубареве, майор снова закричал так громко, — Генька чуть не отскочил.
— Кубарев?! Он жив? Вы его видели? Еще нет? А координаты известны? Ну, тогда… — Бортовой неожиданно остановился.
«Словно тормоз нажал», — подумал Генька.
— Ладно, я помогу вам встретиться, раз к нему домой не пробиться, — пообещал майор.
Гараж автобазы помещался в бывшем манеже. Когда-то великосветская публика наблюдала здесь за выездкой чистокровных скакунов, а теперь тут рядами стояли солидные «Волги», приземистые «москвичи», всем своим видом старающиеся доказать, что их лишь по недоразумению считают малолитражками, и юркие тупоносые «запорожцы», открыто признающиеся в своей микролитражности. Но старина все еще давала о себе знать то расписным плафоном на высоком потолке, то кудрявыми ангелочками на стенах, держащими в пухлых ручках плакат: «Экономьте горючее!»
Бывшую гардеробную для особ императорской фамилии приспособили под Красный уголок. Там, за длинным столом, покрытым кумачом, ребята разыскали Кубарева. Он азартно «забивал козла», одновременно расправляясь с огромным бутербродом — две половинки батона, прослоенные колбасой.
— Говоришь, домой ко мне заходили? — сказал ребятам Василий Дмитриевич и, со стуком влепив последнюю костяшку, вышел из-за стола. — Ну, понятно. Моя Нина Петровна кого хошь пуганет. Никак не может пережить, что я первой жинке подсобляю. И ее сына Петьку не терпит. Вот вам за компанию и вкатила.