И Дина вдруг затосковала. Не по дому, не по матери, не по Андрею. Затосковала она вдруг по ненавистной Брыковке, где нет настоящего леса и никогда не поют почему-то соловьи. Только квакают грязно-зеленые лягушки, выпрыгивая на берег из маленького пруда-болотца, что за огородами. Дина бегала к нему по узкой тропинке меж зарослей жгучей крапивы и высокой густой полыни, поджимая пальцы на босых ногах, чтобы не обжечь их о горячую землю. Там не было леса, была лишь маленькая роща, где из-под прошлогодних листьев высовывались большие зеленые ладони ландышей. Они уже успевали отцвести к приезду Дины.
— И-и-и! — не унималась за окном птица. И трактор не унимался. И телега почему-то все скрипела и скрипела, словно никак не могла сдвинуться с места.
Дина встала и подошла к окну.
Высоко на ветке дерева сидел скворец и, широко раскрыв клюв, издавал звуки, похожие на скрип, — совсем, как плохо смазанное колесо.
— Эх, ты! — отругала его Дина. — Спел бы лучше что-нибудь.
— И-и-и! — спел скворец, посмотрел на Дину и вдруг совсем по-кошачьи мяукнул.
Дина рассмеялась, и на душе у нее снова стало спокойно. Она отошла от окна, села на диван, даже покачалась немного на тугих диванных пружинах. Сейчас придет Маринкин отец и расскажет ей про Ивана Чижикова… А потом придется ехать в Брыковку! Никуда от этой Брыковки не денешься! И от Лельки никуда не денешься. Хороший человек Лелька. Жалко, забыла спросить, как это она умудрилась запихать огурец в бутылку…
Уже погасло небо, и умолк скворец, трактор перестал тарахтеть, и розовые цветы стали казаться белыми на фоне темной ограды палисадника, когда вернулись Маринка и Саша. Отца с ними не было.
Саша прошла прямо из сеней в чулан и завозилась там, загремела лоханками, ведрами. А Маринка, подойдя к Дине, виновато сказала:
— Он не придет сегодня. У него дела. Он взял сумасшедшего Барбансона и уехал.
— Какого Барбансона?
— Барбансона. Из конюшни. Запряг и поехал. У него сроду дела…
— Завтра приедет! — крикнула из чулана Саша.
— Я пойду к кому-нибудь другому! — с вызовом произнесла Дина.
— Нет! — ответила Саша.
— Почему нет?
— Потому что больше, чем у него, ты ни у кого о своем отце не узнаешь.
— Почему?
— Потому что потому! — крикнула из чулана Саша.
— Потому что наш папка был командиром отряда! Вот почему! — прошептала Маринка.
— Иди умываться! — крикнула Саша.
— Иду, — ответила Маринка.
— Я не тебе.
— Мне?.. — спросила Дина.
— А кому же!
— Пожалуйста… А куда?
— Сюда, сюда, — засуетилась Маринка, — во двор. Там у нас рукомойник. А потом мы спать будем, да?
Этот вопрос относился к Саше и означал он заискивающее; «Мы ее у нас ночевать оставим, хорошо? Куда же ей теперь деваться? Я ж пригласила!»
— Будем! — отрезала Саша и снова крикнула Дине: — Умываться иди!
Дина вышла на крыльцо и через палисадник прошла во двор, маленький и пустой. В углу курятник, еще какая-то постройка — сарай, что ли. К столбу, врытому в землю, был прибит рукомойник.
И снова Дине вспомнилась Брыковка. Там она умывалась точно из такого же рукомойника, прибитого к столбу. Утром вода в рукомойнике, только что принесенная из колодца, была ледяной, а вечером, нагревшись за день на солнце, становилась горячей, с привкусом кипяченого молока.
Когда Дина, умывшись, вернулась в дом, Саша зашвырнула на печку подушку и сказала:
— На печке будешь спать.
— А я? — сейчас же спросила Маринка.
По ее обиженному лицу можно было догадаться, что печка давно и по закону закреплена за ней.
— А ты на лавке!
— Не хочу на лавке!
— Ну и вовсе не ложись, — пожала плечами Саша я ушла в комнату, расплетая на ходу косы.
Тогда Маринка стала дразниться:
— Злюка-злюка-злюка!
— Лезь на печку, — сказала ей Дина, — я на лавке устроюсь.
— Не уместишься, — вздохнула Маринка и принялась укладываться на лавке. — Свалишься ночью.
— Свет! — крикнула из-за двери Саша. — Свет гасите!
Маринка сердито засопела.
— Злюка-злюка-злюка!.. Ты лесенку к печке подставь, а то не влезешь. За печкой стоит. Я сейчас достану.
— Не надо, я сама, — сказала Дина, — ты уж ложись.
Она отыскала за печкой лесенку, забралась на печку. Здесь было жестко и неудобно.
— Ну как? — спросила снизу Маринка. — Хорошо?
— Хорошо. Спи.
— Све-ет, — раздалось снова из-за двери.
Маринка что-то сердито зашептала и щелкнула выключателем.