Комнату заполнил шум аплодисментов, затем наступила тишина, тишина ожидающего зала. Вот прозвучало несколько аккордов рояля, потом к ним присоединилась скрипка, обвила их тоненькой нежной лентой мелодии, замерла на миг, а потом снова запела. Но теперь ее мелодия уже не напоминала шелковистую ленту: это была река, широкая и величавая, как Волга… Но вдруг Волга стала мелеть, полилась звонким светлым ручейком. Потом ручеек превратился в прозрачную нить. Она все тоньше, тоньше. Сейчас оборвется… Не оборвалась, а растаяла.
Ира рывком выключила приемник и, снова придвинув к себе задачник, второй раз прочла задачу.
Как же все-таки ее решить?
…В четверг в восьмом «Б» состоялось классное комсомольское собрание. Оно, как всегда, было шумным. Разве мало накопилось у класса злободневных вопросов! Редколлегия плохо работает, совсем забросила отдел «Сатира и юмор», не помещает карикатур, скучно читать стенгазету. Игоря Бричикова на прошлой неделе два раза выгоняли из класса на уроках истории. У Маши Торчилкиной вдруг как-то очень странно и подозрительно быстро — за один день — почернели белобрысые брови, и теперь она сидела огненно-красная, то поднимая, то опуская крышку парты.
— А теперь, ребята, о Яковлевой, — сказал комсорг Коля Журавлев.
Ира, чувствуя, что внимание всех сосредоточено на ней, смущенно поднялась с места. Худенькая, белокурая, вся какая-то тоненькая и светлая, она смотрела на Колю серыми глазами так жалобно, что он сразу отставил свою заготовленную строгую речь о безответственном отношении «ученицы Яковлевой» к такой важной науке, как геометрия, и коротко выпалил:
— Одна справишься?
— Пожалуй, не справлюсь, — сказала Ира и покраснела.
— Тогда попросим… ну хотя бы Таечку Колышкину заниматься с тобой. Таечка, ты согласна?
— Согласна, — прозвучал тихий голосок, и с первой парты среднего ряда поднялась маленькая девочка с короткими рыжими косичками.
Таечка Колышкина была одной из тех, кого в классе шутя называли «могучей кучкой»: она была отличницей.
Была Таечка такого маленького роста (потому-то все звали ее не Таей, а Таечкой), что за ученицу восьмого класса ее трудно было принять — скорее за пятиклашку.
Ходила она всегда все в одном и том же стареньком коричневом платье, которое, наверно, уже не один раз «отпускалось» и «наставлялось», и в коротком черном фартучке. Зимой она носила большие подшитые желтой кожей валенки.
Когда Коля назвал фамилию Таечки, Ира поморщилась. Лучше бы к ней прикрепили кого-нибудь посолиднее. Ира представила, как отец, увидев Таечку, скажет:
— Вот видишь, такая малюсенькая девчоночка, а учится лучше тебя.
Но просить, чтобы к ней прикрепили кого-нибудь другого, она не решилась.
Таечка после собрания спросила:
— У кого будем заниматься, у тебя или у меня?
— Конечно, у меня. Ведь у вас, кажется, ребятишек маленьких много. Мешать будут.
Таечка вскинула голову, но ничего не сказала.
К Ире она пришла на следующий день вечером. Вежливо поздоровалась с тетей Дашей, открывшей ей дверь, в кухне разделась, аккуратно, подкладкой вверх, повесила пальтишко на гвоздик у двери и, вынырнув из своих больших валенок, осталась в шерстяных, домашней вязки носках.
В Ириной комнате, увидев раскрытый рояль, Таечка почему-то шепотом спросила:
— Это твой?
— Мой. А что?
— Ничего, — ответила Таечка, а потом вдруг добавила смущенно: — Я тоже умею играть.
— Ты?.. Умеешь?..
Таечка совсем смутилась:
— Только немного и… плохо, наверно. Меня наша соседка научила. Она во Дворце пионеров кружок ведет. У нас соседи хорошие…
— Что такое, например, диез, знаешь? — небрежно спросила Ира, пробежав тонкими пальчиками по клавишам.
— Диез? — Таечка робко провела рукой по блестящей поверхности рояля. — Диез — значит, нужно ноту повысить на полтона.
Ира с силой нажала пальцем на клавиш.
— До-о-о, — сердито пропел рояль.
— И что же, ты будешь учиться дальше? Ну, например, в музыкальном училище?
Таечка осторожно опустила крышку рояля, собрала в ровненькую пачку разбросанные ноты и потом ответила:
— Нет. Я в мамин цех пойду работать. Я с мамой уже договорилась.
И, разложив на столе тетрадь, задачник и учебник, Таечка строго сказала:
— Приступим к занятиям.
О музыке они больше не говорили.
Ире не нравилась Таечка Колышкина, не нравились ее косички-хвостики, ее большие подшитые желтой кожей валенки, не нравилось, что Таечка часто приказывала ей строгим тоном учительницы: