— Пожалуй, я пока подожду, — сказал Вася, — я парень молодой. До лошади-то я, наверно, ещё не дорос.
— Баран ты! — рассердился Батон. — Не хочешь — как хочешь. Сейчас моя остановка. Привет!
Поезд остановился — Батон соскочил на платформу. И тут в глаза Васе бросилось название станции: «Тарасовка».
И прежде чем Батон смешался с толпой пассажиров, Вася вытолкнул на платформу Матроса, сам выскочил за ним и крикнул:
— Эй, погоди! Я согласен!
Глава 28
Удивительная всё-таки станция Тарасовка.
Здесь есть всё, что и на других подмосковных станциях, — дачи, ёлочки, козы, колодцы, шлагбаумы, бочка с надписью «Русский квас». Но есть и кое-что такое, чего нигде не найдёшь.
У дороги под расписным навесом разместилась закусочная «Кооператор». Из-под навеса вываливает на улицу дым и кавказский запах жареного лука и мяса. Этот запах ползёт вдоль шоссе, зажигает блеск в глазах у случайных прохожих, подбирается к стадиону «Спартак». В дни футбольных матчей он будоражит болельщиков, и тогда над Тарасовкой стоит такой рёв и свист, какого, конечно, никогда не услышишь на других подмосковных станциях.
А запах, миновав стадион, ползёт дальше: мимо дач, ёлочек, коз, колодцев, мимо шлагбаумов и бочки с надписью «Русский квас».
Вася и Батон шли по шоссе как раз вслед за запахом. Батон нюхал запах с большим интересом.
— Люблю есть мясо, — толковал он, обняв Васю за плечи.
Матрос ненадолго отстал от них, покрутился возле закусочной, и неизвестно откуда во рту у него появился здоровенный кусок шашлыка.
— Толковый парень! — восхищённо сказал Батон. — Такой не пропадёт!
Довольно долго они шли по шоссе, и как только запах жареного мяса иссяк, Батон остановился.
— Сюда, — указал он на розовый дом сбоку от дороги.
Дом был обычный на вид — низенький, длинный, с облупленной штукатуркой. Единственно, что поражало, так это огромное количество телевизионных антенн на крыше.
Вася оставил Матроса на улице, вслед за Батоном поднялся на крыльцо, вошёл в полутёмную комнату, освещённую только бледным экраном телевизора. Окна были занавешены от солнца. При неверном мёртвом свете увидел Вася человека, и сразу сердце его ударило в уши с колокольным звоном.
— Нашёл лошадку? — хрипло спросил тот, полуобернувшись к двери.
— Ага, — весело ответил Батон, — приятель мой, вместе сидели. Васька Куролесов.
При этих словах человек вскочил со стула, щёлкнул выключателем, и в комнату рухнул свет.
Ослеплённо глядел Вася на знакомое лицо — корявое, рябое, то самое, на котором горох молотили.
— Кого ты привёл, собака! — закричал Рашпиль и дал Батону по зубам. — Лошадку! Тёмную лошадку!
Зубы батонские лязгнули, он зажмурил глаза и быстро залопотал:
— Я не виноват. Я не виноват.
В этот же момент Вася пригнулся и что есть силы боднул Рашпиля в живот.
Живот этот оказался твёрдым, как комод, и бодать его было всё равно что биться головой об стену.
Рашпиль махнул в воздухе своей короткой и толстой рукой, чтоб схватить Васю, но тот увернулся, прыгнул вправо и отчаянно боднул Батона.
У этого живот оказался слабым, как манная каша. От удара Батон подпрыгнул, и секунду казалось, что Вася поднял его на рога. Выкатив глаза, Батон повисел в воздухе и рухнул под телевизор.
— Всех перебью! — закричал неожиданно Вася и, схватив со стола стакан с чаем, метнул его в Рашпиля.
Ударившись об стену, стакан лопнул, как граната. Вася тут же издал клич, похожий на рёв паровоза. Он закрутился по комнате, будто танцевал бешеный танец лезгинку, пнул плечом телевизор и кинулся к двери.
Телевизор что-то крикнул ему вслед, тумбочка под ним подломилась. Телевизор тюкнулся об пол, как сотня сырых яиц.
С тихим звоном он пополз по полу и, как барсук, уткнулся в ботинок Рашпиля.
Вася ударил в дверь локтем и вылетел в темноту.
Глава 29
Нет, Васе не повезло.
На полном ходу влетел он в чулан, врезался в чуланную стену, и тут же ему показалось, что на него падает новогодняя ёлка со всеми своими огнями и украшениями. От удара сел Вася на пол. Посыпались какие-то склянки, банки, что-то печально зазвенело, что-то полилось и злобно закапало в таз.
Ошеломлённого Васю Рашпиль за ноги вытащил из чулана, кашляя и ругаясь, бросил на пол рядом с умирающим телевизором.