Егор почувствовал, что краснеет. Он почти забыл про голоса в подвале и психбольницу. Еще ни одна девчонка из класса не приглашала его в гости. Егор открыл рот, но ответить не успел.
Дверь в класс начала открываться.
Лера Гайкина опять побледнела. Хохот, драки и игры разом стихли. Егор почувствовал, как по телу расползаются мурашки. Окна и форточки были закрыты, но казалось, что температура упала на несколько градусов.
Потом дверь распахнулась. И в класс вошел новый учитель.
Глава 4
Вместо Нины Петровны в класс вкатился низкий кругленький мужчина непонятного возраста, в сером костюме и дымчатых очках, с тонкими усиками и прилизанными серыми волосами. Соседке Лере, наверное, тоже показалось, что стало холоднее. Потому что она вздрогнула и даже капельку прижалась к Егору.
— Прошу тишины, — усатый очкарик улыбнулся, но от его улыбки стало еще холоднее. — Временно мы будем заниматься с вами русским языком. Открываем тетради. Записываем имя-отчество нового учителя и тему урока.
Егору голос нового учителя почему-то напомнил стоны половиц в бабушкиной квартире. Мужчина повернулся к доске и крупными буквами написал свое имя: Нестор Альбертович.
Буквы получились остроугольные, похожие на копья или ножи. Класс дружно заскрипел ручками: шуметь и шутить при новом учителе побаивались.
— Вот так почерк… — прошептала Чеснокова.
Нестор Альбертович моментально повернулся и безошибочно ткнул в Чеснокову пальцем. Егору показалось, что у нового учителя очень длинные пальцы. И ногти тоже слишком длинные.
— Пожалуйста, к доске.
Класс ахнул. Чеснокова покраснела, затем побелела, одернула юбку и понуро двинулась по проходу. Точно осужденный на смертную казнь. Нестор Альбертович резким движением распахнул классный журнал. Вообще все его движения были очень резкими.
— Будем знакомиться, — нарочито весело произнес он.
Но никто не обрадовался. Нестор вызывал каждого по списку и просил представиться. Чем ближе учитель подходил к букве «М», тем хуже становилось у Егора настроение. Даже в животе заурчало и закрутило.
— Молотков?
Егор встал, чувствуя непривычную слабость в коленях. Его это сильно удивило. Последний раз так тряслись колени, когда однажды за ним гналась здоровенная овчарка.
— Молотков? — повторил учитель.
До Егора не сразу дошло, что Нестор его будто не замечает. Учитель стоял почти рядом в проходе, слегка вращал приплюснутой головой, но смотрел куда-то мимо. Впрочем, точно понять, на что он смотрит, было трудно. За дымчатыми стеклами глаза Нестора Альбертовича казались слишком темными и слишком большими. Происходило что-то странное. Егор внезапно ощутил себя человеком-невидимкой. Или новый учитель задумал хитрую игру?
— Вот же он, Молотков! — не выдержала Верочка Ершова.
Нестор обернулся. Его узкое лицо ничего не выражало, но усики чуть приподнялись, как у хищного зверька. Несколько секунд учитель смотрел на Егора, не моргая, сквозь очки. На сей раз Егору показалось, что глаза у учителя слишком маленькие и широко расставленные.
— Садитесь, — наконец кивнул Нестор Альбертович и двинулся дальше.
Вроде бы учитель русского не проявил к Егору никакого интереса. Но коленки все равно предательски дрожали. Нестор обращался к каждому на «вы». До него никто из учителей так не делал. Ходил Нестор почти бесшумно и слишком быстро для толстяка. Не успеешь обернуться, а он — рр-раз! — и уже рядом, за спиной.
Лера Гайкина сидела, сжав кулачки, белая, точно ее мелом намазали, и смотрела в стол. Новый учитель тем временем добрался до буквы «Я», но закрывать журнал не спешил. Он словно ждал кого-то или надеялся найти в классе еще парочку нарушителей себе на обед.
— Кажется, мы не со всеми познакомились, — проскрипел он.
Класс молчал, не зная, чего ждать от усатого очкарика. «Он и себя называет на „вы“, — спохватился Егор. — Будто не один ведет урок, а сразу несколько учителей».
Нестор Альбертович внимательно огляделся. Он стоял, водя головой то влево, то вправо. Егору вдруг показалось, что острый нос учителя чуточку шевелится, а ноздри раздуваются. Словно у волка или у лиса, который вынюхивает добычу!
«Не может такого быть», — сказал себе Егор, но на всякий случай крепко зажмурился. А когда открыл глаза, Нестор Альбертович уже отвернулся к доске. Провинившейся Чесноковой пришлось под диктовку писать на доске ужасно сложные предложения. Всем остальным учитель приказал переписывать их в тетрадь.