— Зря ты не подписываешься, — прошептал Карпухин Марочкину. — Так она никогда не догадается от кого.
— Ничего, поймёт! — отмахнулся Марочкин. — Когда она оборачивается, я смотрю на неё ОСОБЕННЫМ взглядом. — И он показал, как это делает.
От такого взгляда и без того взъерошенные волосы Карпухина встали дыбом.
— Я бы не понял, — честно признался он.
Конечно, Марочкину хотелось поставить подпись в записке, но он опасался, что она попадёт в руки учительнице или, что ещё хуже, кто-нибудь из одноклассников не вытерпит и прочтёт. Его же засмеют!
Вот Карпухин — другое дело. Карпухин — ДРУГ! Он хоть и презирает девчонок, но потешаться над Марочкиным не станет.
Наконец записка добралась до адресата. Миронова, украдкой поглядывая на учительницу, быстро развернула её.
— Ну что там? — сгорая от любопытства, спросила подружку Любочка, стараясь заглянуть через плечо. И две косички её приподнялись.
— Опять то же самое, — кисло ответила Миронова.
Под пронзённым стрелой сердцем красным фломастером горели слова:
Я тебя люблю! А ты?
Девочки, не сговариваясь, обернулись. Марочкин смотрел на них своим ОСОБЕННЫМ взглядом.
Карпухин вдруг почувствовал, что глаза его сами собой вытаращиваются и, как у Марочкина, лезут на лоб. И ничего с этим нельзя поделать.
Три дня назад, когда Миронова получила первую записку, Любочка сказала:
— Счастливая ты, Миронова! Не каждой девочке в пятом классе в любви объясняются.
А сейчас, когда пришла десятая, она сделала вывод:
— Чёрствая ты, Миронова! После такого количества признаний и я бы полюбила.
— Но я не знаю, кто их пишет, — оправдывалась Миронова.
— А чего тут знать! Это или Карпухин, или Марочкин, — кивнула на два ОСОБЕННЫХ взгляда Любочка. — Разве ты не видишь, как они на тебя смотрят?
Миронова задумалась, а потом робко сказала:
— И я полюбила!
— Кого? — вздрогнула Любочка.
— Ну… того… кто писал, — замялась Миронова.
— Тогда напиши ему об этом! — потребовала Любочка.
А у доски учительница продолжала объяснять новый материал.
Миронова старательно корпела над запиской.
— Подпись ставить? — спросила она.
— Зачем? Он и так догадается.
Миронова сложила исписанный листок и застыла в нерешительности.
— Ну что же ты? — поторопила Любочка. — Надписывай и посылай.
— Кому? — вымученно спросила Миронова.
Любочка вдруг выхватила записку, быстро что-то на ней нацарапала и послала по рядам.
На парту друзей легла долгожданная бумажка. Карпухин пододвинул её Марочкину:
— Читай!
Марочкин дёрнул плечом:
— Тебе прислали, ты и читай!
Карпухин, сопя, развернул записку. Под кружевным сердечком робко сообщалось:
И я тебя тоже.
Он долго, не понимая, смотрел на фразу. Затем огляделся. Взгляд Марочкина был устремлен в бесконечность, Миронова, красная от смущения, уставилась в парту.
Зато Любочка сияла ОСОБЕННЫМ нежным взглядом.
Карпухин ещё раз перечитал записку. Что-то шевельнулось в его душе. Он вытаращился на Любочку и, сам того не ожидая, вдруг одними губами прошептал:
— И я тебя тоже…
Сколзанка
Редкие медленные снежинки падали и таяли на раскатанной множеством ног ледяной дорожке — сколзанке. Влюблённый Скворцов подпирал плечом липу и терпеливо ждал.
«Может, хоть сегодня повезёт, — думал он. — Она подойдёт ко мне и спросит: «Мальчик, тебя как зовут?» Я отвечу: «Саша!» Она назовёт мне своё имя. И мы наконец-то познакомимся».
Из подъезда вышла девочка и заспешила к ледяной дорожке.
Скворцов заволновался: «Главное — попасться ей на глаза». Он отлепился от липы, подошёл к сколзанке и замер, словно снежный истукан.
Девочка с разбегу проскользила по льду мимо и… не обратила на Скворцова внимания.
Саша вздохнул: «Опять не вышло! Может, завтра получится?» И собрался идти домой.
— Так она никогда не обратит на тебя внимания, — произнёс кто-то.
Скворцов вздрогнул и обернулся. Позади — о ужас! — стоял прилипала Тарасов.
— О чём ты? — прикинулся дурачком Скворцов.
Тарасов разбежался и с удовольствием прокатился по льду.
— Я не первый раз вижу, как ты эту девчонку подкарауливаешь. Дело ясное: познакомиться хочешь, — сказал он. — Но действовать надо не так.
— А как? — невольно вырвалось у Скворцова.